Маленькая черная ложь

В небо взмывает стайка птиц. Думаю, это большие бакланы. Их стреловидные тела пронзают небо, словно осколки стекла. Прямо передо мной — прибежище, к которому они направляются: массивный нос затонувшего судна под названием «Саннингем». С неподвижного, разрушающегося от времени остова капает морская вода. Это грузовое судно, построенное в начале двадцатого века, один из первых пароходов с металлическим корпусом, совершавших длительные и опасные переходы к берегам Южной Америки. Несколько десятилетий назад он дал течь, когда огибал мыс Горн, и уже не вернулся домой. Во время прилива над волнами выступают только надстройки на палубе, но когда вода спадает, из-под нее появляется корпус, покрытый ржавыми пятнами, которые при определенном освещении напоминают пятна крови. Я сижу здесь и смотрю, как с каждым приливом корабль все больше ржавеет.

Несколько лет назад, когда мальчики были младше, а моя жизнь не походила на нынешнюю, мы с Кэтрин и детьми во время отлива доплывали до затонувшего судна и забирались на него. Оно достаточно хорошо сохранилось, и мы могли увидеть жизнь моряков прошлого: узкие палубы, опасные во время шторма, тесные койки, вероятно, бо́льшую часть времени влажные, и каюты с низким потолком, которые даже по прошествии нескольких десятилетий воняют серой.

Кэтрин пыталась рассказывать мальчикам о морских существах, колонизировавших затонувший корабль, но я утерла ей нос. За пару часов до «экспедиции» я спрятала здесь водонепроницаемый пакет с пятьюдесятью шоколадными медальками в золотистой фольге. Это была потрясающая охота за сокровищами.

Естественно, мальчикам очень понравилось, и они просили меня вернуться на «Саннингем», но я, конечно, не разрешаю им плавать туда одним. Во время прилива это слишком опасно, да и в любое время забраться на него довольно трудно. Сандер один или два раза возил их туда. Я просто не в состоянии.

В дальнем конце пляжа возникает какое-то движение. Мне не нужно поворачиваться, чтобы узнать Ральфа Ларкина. Встречая его, я всегда вспоминаю строки Кольриджа:

Вот Старый Мореход. Из тьмы
Вонзил он в Гостя взгляд.

Только Ральф никогда меня не останавливает. По-моему, мы не сказали друг другу и пары слов.

Выйдя на пенсию, он дважды в день во время отлива обходит пляж, собирая пла́вник, который использует для растопки, принесенных морем крабов и даже падаль: птиц, пингвинов или рыбу, выброшенных на берег целыми. Ходят слухи, что Ральф и две женщины, с которыми он живет, весь этот улов варят и едят, но мне не хочется об этом думать.

Ральф здесь в «черном списке». Это список закоренелых алкоголиков, которым пабы, рестораны и винные магазины не должны продавать спиртное. В целом система работает, но не идеально. При большом желании любители выпить находят способы обойти запрет. Сегодня что-то в движениях Ральфа заставляет предположить, что в последние двенадцать часов ему это удалось. Он похож на марионетку: каждый шаг, каждый взмах руки неестественный и неуклюжий.

Секунду или две он копается в песке, потом снова выпрямляется и, похоже, замечает меня. Мы смотрим друг на друга, и я тихо шепчу:

Кто ты? Чего тебе, старик?
Твои глаза горят!

— Рейчел!

Голос моей матери, с вершины утеса у меня за спиной. Я ждала ее позже. Она должна забрать детей, ходивших по домам в Хэллоуин. Даже соорудила для них костюмы, в том числе наряд в виде тыквы для младшего. У мальчиков будут лучшие костюмы монстров в городе, и все, кто их увидит, подумают: по крайней мере, у детей есть бабушка.

Птицы не теряют времени зря: воспользовавшись отливом, они важно расхаживают по песку, ищут выброшенных на берег моллюсков или неосторожно выползших на поверхность червей. Их тут не меньше сотни, и, глядя на то, как они копошатся в песке, я думаю о червях на трупе. Время от времени птицы чего-то пугаются. Точно не меня, потому что я сижу неподвижно почти час, а Чокнутый Ральф еще далеко. Периодически они обращаются в бегство, взмывая в воздух в вихре криков, перьев и помета. Они гадят каждые несколько секунд, эти птицы, как будто внутри у них все жидкое. Если долго смотреть, начинаешь замечать такие вещи.

— Рейчел!

Я уже не могу делать вид, что не слышу. Один раз можно сослаться на плеск волн и птичьи крики, заглушившие ее голос. Второй раз это уже будет выглядеть нарочитым, а мне нельзя ссориться с матерью. Встаю, поворачиваюсь и вижу, что она слишком далеко спустилась по тропке. Ей будет трудно. Склон довольно крутой, и если б я оглянулась раньше, то значительно сократила бы ей обратный путь наверх. Мать тяжело дышит, хотя спускаться здесь легко. Даже колени не устают. Это демонстрация. Опять…

— Мы больше часа пытались до тебя дозвониться. — Она тяжело вздыхает — признак недовольства, совсем как в те годы, когда я была подростком. Теперь я слышу его постоянно. — Где Питер?

Она подходит слишком близко, пытаясь понять, не пахнет ли от меня спиртным. Нет. Сегодня один из относительно хороших дней.