Маленькая черная ложь

В мозгу прокручиваются образы из вспышки памяти, словно я перематываю назад видеозапись. Грохот, выстрелы, крики. Полный хаос. На меня смотрят исполненные ужаса глаза юноши. Аргентинского парня, которого я убил.

Только эти глаза уже не карие. Они ярко-синие, широко распахнутые от страха, а маленькие красные губы раздвинуты в крике. Подхожу к наружной стене комнаты и прижимаюсь лбом к гладкой прохладной поверхности. Потом ударяю лбом о стену, сначала осторожно, потом все сильнее и сильнее, как будто пытаюсь выбить из головы какие-то воспоминания.

Синие глаза. Светлые волосы. Испуганный ребенок.

В тот день я видел Питера. Я его видел, когда поехал вслед за Кэтрин к дому Гримвудов. Мне хочется сесть, но я понимаю, что времени почти не осталось.

Если я видел Питера, значит, в машине Кэтрин его не было. Если мои теперешние воспоминания не врут, Кэтрин его не забирала. Его не было ни в ее машине, ни на ее лодке. Она его не убивала.

Водитель, скрывшийся с места аварии. Другая машина, после Кэтрин, ехала слишком быстро. Водитель отвлекся, не смотрел на дорогу. Маленький ребенок второй раз убежал из сада, потому что, если малыша что-то заинтересует, он будет возвращаться к этому снова и снова. Ребенок на дороге. Видимость плохая — из-за проклятого солнечного затмения. Водитель не может вовремя остановиться.

Водитель немного не в себе. Увидев, что ребенок мертв, он паникует. Хватает маленькое безжизненное тело и прячет в своей машине, возможно, во что-то завернув, чтобы его не увидели. Уезжает. Никому не говорит. Стирает происшествие из памяти, как стирал другие воспоминания, слишком страшные, чтобы их хранить.

Я стою у окна. Смотрю на свой «Лендкрузер», припаркованный снаружи. В багажнике есть запирающийся ящик, в котором прошлый хозяин возил свою коллекцию оружия, когда куда-то ехал. Пытаюсь вспомнить, заглядывал ли я в ящик вечера, когда пропал Питер. Кто-то идет. Я выскальзываю на улицу.

На заднем стекле машины сидит муха. В этом нет ничего необычного. Летом мухи часто садятся на нагретую поверхность автомобиля. Наверное, в этом все дело? Или…

До машины пять ярдов. Оглядываюсь. Комната, из которой я сбежал, по-прежнему пуста. Четыре ярда. Три. Я сую руку в карман, нащупываю ключи. Потом вспоминаю, что машина не заперта. Я никогда ее не запираю. И ящик тоже. Потому что не держу там оружие. Содержимое ящика может видеть каждый, и оно было там последние сорок восемь часов.

Два ярда. Один. Я на месте. Если Кэтрин не убивала Питера Гримвуда, значит…

Я нажимаю кнопку и открываю заднюю дверцу машины.

Часть III Рейчел

Я готова отрезать себе руку, разодрать в клочья лицо, если б это могло искупить то, что я натворила. А иногда мне кажется, что все бесполезно, что никакая жертва не поможет мне заслужить прощение Кэтрин.

День первый Понедельник, 31 октября

26

Сейчас самый пик отлива — дальше вода сегодня уже не отступит. Только отблеск на песке напоминает, что она вообще была здесь, а мерцающий свет и движение на горизонте говорят, что она может вернуться. Обнажился широкий изогнутый пляж, окруженный невысокими скалами. Ожерелье из пла́вника в нескольких дюймах от линии возвращающихся волн украшает песок, похожий на белую и гладкую девичью кожу. Недалеко от меня три кулика-сороки оставляют похожие на руны следы — возможно, совершенно случайные, а возможно, содержащие тайну вселенной. Что-то привлекает их внимание, и три ярко-красных клюва одновременно поворачиваются в одном направлении. Они похожи на три воплощения одной души.

Я сижу на заляпанной птичьим пометом скале метрах в двадцати над пляжем. Я часто здесь сижу, когда позволяет погода (когда не позволяет — тоже), и смотрю на пейзаж, который никогда не меняется и в то же время всегда разный. Иногда я наблюдаю за серферами. Они появляются в высокую волну, черные и скользкие, похожие на обитателей глубин, — холодному ветру открыты только их лица. Лежа на досках, они отчаянно гребут среди брызг, выжидая подходящего момента. А потом взлетают, парят в воздухе и исчезают среди пены и бирюзовых волн, чтобы опять появиться там, где их меньше всего ждешь.

Сегодня серферов нет, а по воде скользит одинокая фолклендская утка-пароход, и за ней тянется след, как от быстроходного катера. Р-р-р… Я негромко рычу, как маленький ребенок, играющий с машинкой. Кулики-сороки смотрят на меня, словно я не опасна, но в любой момент могу передумать и укусить.

Меня окружают пучки тусклой серой травы, усеивающие весь склон утеса. В ветреный день они раскачиваются и хлещут скалу, как сотни крошечных плеток. Сегодня ветра нет, и трава неподвижна, как камни. Я тоже не шевелюсь. Сижу и смотрю на бескрайний океан, пока все не начинает плыть перед глазами. В такие моменты мне кажется, что я на самом краю земли.