Маленькая фигурка моего отца

— С востока на запад или с запада на восток? — спрашиваю я.

— Слушай, не мучай меня такими вопросами, тогда же царил полный хаос!

— И все-таки, — вставляю я, — куда вы, собственно, направлялись?

— ПОДАЛЬШЕ ОТ ВОЙНЫ, — говорит отец, — ведь с запада наступали англичане с америкашками, с востока — русские, а в середине окопались последние нацисты. Вот уж кому мы совсем не хотели попасть в лапы. Кто же согласится ни за что погибнуть в последний момент? Нас было четверо: кинохроникер, с которым я работал еще в Ремагене, радист, водитель и я, грешный. Все австрийцы. Нет, подожди, кажется, кинохроникер был из Баварии. Но не важно, сначала мы с легкостью проскальзывали в любую дыру. А все потому, что спереди, на радиаторе нашего, если мне не изменяет память, «Пежо», у нас был укреплен большой плакат с надписью: «АВТОМОБИЛЬ СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ. ПРОПУСКАТЬ ПО ПЕРВОМУ ТРЕБОВАНИЮ БЕЗ ДОСМОТРА». Так мы с легкостью доехали до Эльбы, а там застряли.

«Без особого приказа командира части, ответственной за данный участок фронта, — напрямик заявили нам, да что уж, не буду скрывать, заорали, — дальше вы не проедете». Ну, вот, мы поняли, что головой стену не проломим. И пока вернулись на четыре-пять километров назад, на наши оборонительные позиции. А потом случилось вот что, — настоящий сюжет из бравого солдата Швейка; вот, значит, как все было…

* * *

Что касается Швейка, то ЕСЛИ уж отец заслужил литературный памятник, он всегда представляется мне похожим на этого бравого солдата. Или на капитана из Кёпеника.[40] В кино обе эти роли исполнял Хайнц Рюман. А Рюман, как признавался отец, — его любимый актер.

— Слушай, — обращается отец ко мне, — а если нашу книгу когда-нибудь экранизируют?.. Разве Рюман не идеально подходит для этой роли? Жаль только, он уже немножко староват… Да-да, ты прав, я тоже не мальчик…

Но тогда, в том эпизоде, к которому возвращается отец, ему не было и тридцати двух. Он хорошо выглядел, хотя у него немного поредели волосы на затылке. Такой маленький, жилистый, ловкий плут. Очень похож на того веселого и предприимчивого, несмотря на печальные обстоятельства, отца, которого я знал в детстве, в первые послевоенные годы.

— Так вот, — продолжает он, — на боку у меня по-прежнему висела камера. А на руке красовалась повязка с надписью «ВОЕННЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ вермахта». «Будь что будет, — объявил я своим товарищам, — мы не станем прятаться. Наш единственный шанс — блефовать». Так мы и сделали — в деревне, у последнего моста через Эльбу. У последнего уцелевшего моста в этой местности. Там мы некоторое время крутились с чрезвычайно деловым видом, притворяясь, будто нам поручена какая-то важная, но секретная миссия, разглашать которую пока запрещено. Потому и полевая жандармерия, и прочие фанатики, которые задерживали всех, кто пробивался к Эльбе, пытались наскоро сколотить из беглецов новые части и послать в последний бой за Отечество, не только не трогали нас, но и на всякий случай обращались с нами весьма почтительно, ведь в сущности эти злобные цепные псы режима ужасно боялись совершить какую-нибудь ошибку.

А мы пока ждали, чего именно — мы и сами не знали. И вот, в один момент к мосту с большой помпой подъезжает колонна из шести-семи машин, впереди на мотоциклах едут то ли эсэсовцы, то ли военная полиция, сам точно не уверен. На первой машине вымпел: «Командующий фронтом генерал…» Кейтель? Да какая разница, не все ли равно, в конце концов?

Так или иначе, колонна остановилась в нашем местечке заправиться. Мы с приятелями случайно тоже оказались на заправке. И тут меня осенило. «Слушай, Фердль, — говорю я нашему водителю, — сейчас или никогда: пристраивайся в хвост колонны и дуй за ними!»

Шофер делает, как я сказал, а полевая жандармерия, потеряв голову от внезапного прибытия высоких господ, носится туда-сюда сама не своя, но совершенно нам не препятствует. Господин генерал подъезжает к переправе с одной, двумя, тремя, четырьмя, пятью, — в шестой были МЫ, — семью, нет, восемью машинами! И вот колонна трогается с места, — отец на пленке рычит «ррр!», как будто заводя мотор. А он, стоя во весь рост в автомобиле, бодро и весело щелкает, поворачиваясь то направо, то налево, маленький фотограф в составе большой торжественной процессии, — таким он себя запомнил, — и как раз вовремя, ведь того и гляди на переправу нагрянут янки, или англичане, или, Боже упаси, русские, — а они уже на спасительном берегу, и пока им ничто не угрожает.

— Это был наш первый эффектный номер, — говорит отец. — Конечно, нам повезло, наша жизнь тогда висела на волоске, и уж во всяком случае нас запросто могли арестовать. Но какие уроки ты можешь из этого извлечь, сынок? Как проложить себе дорогу в мире? Только наглостью, никак иначе!