Маленькая коммунистка, которая никогда не улыбалась

Могла ли она отказаться от участия в церемониях, устраивавшихся с единственной целью: а вдруг это поможет Чаушеску получить Нобелевскую премию мира? Хотя бы от произнесения этой помпезной речи? – спрашиваю я у историка Луки Л. Отказаться – вряд ли, а придумать что-то, чтобы от нее отказались, – конечно, отвечает он. Точно так же, как и мы, простые пионеры. Если ты во время репетиции два-три раза сбивался, если запинался, никто тебя не удерживал. Наде достаточно было ошибиться, но, наверное, она разучилась ошибаться, задумчиво прибавляет мой собеседник.

За несколько месяцев до этого разговора я послала Наде отрывок, посвященный Вере Чаславской, и, сколько бы она ни уверяла меня, что текст ей нравится, ее дыхание на другом конце провода казалось мне неровным и странно учащенным. Я не отставала: «Надя, вы уверены, что тут все в порядке?» – и в конце концов она еле слышно ответила: «Вам так нравится эта личность… Я понимаю… Вера на самом деле была… героиней».

Я всегда записываю наши реплики, чтобы не исказить Надиных слов. Эту последнюю запись я прокрутила на диктофоне несколько раз, снова и снова вслушиваясь в паузы. Она опасалась, что и я тоже начала сомневаться, в самом ли деле она так простодушна, как хочет казаться. Снова и снова слушаю эту фразу: «Можно… быть узницей, оставаясь по видимости свободной… Алло… Вы слушаете?»

ГОЛОДНЫЙ ЦИРК

Много лет назад, в те времена, когда американский президент собирался с визитом в Румынию и желал увидеть «девочку», на Piata Socialismului – площади Социализма – был рынок. Деревенские старухи, повязанные косынками, одетые в широкие, длинные, заляпанные грязью юбки, торговали кислой корявой падалицей. «Центр города не может походить на цыганский табор!» – возмущался Товарищ.

И вот сейчас эта площадь оказалась в середине нового проспекта, который, по требованию Товарища, должен был стать «шире, чем Елисейские Поля», пусть даже всего на каких-нибудь десять сантиметров. Обрамляющие проспект дома с белыми фасадами предназначены для высшего партийного начальства, на тротуарах могут поместиться тысячи громко поющих и размахивающих флагами детей. Архитекторы оставили место для крытого рынка. Мираж, заполненный овощами, фруктами, мясом, колбасами, знаменитыми сырами в еловой коре, – немногочисленные туристы не должны были видеть пустых прилавков. А жители столицы каждое утро с четырех часов выстраиваются в очереди, надеясь оказаться впереди, среди тех, кто успеет купить «излишки», – немногие продукты, все-таки поступавшие в продажу, только с таким расчетом, чтобы на витрине ничего не изменилось. Это место, где люди могут лишь посмотреть на пищу, но в большинстве случаев даже не попробовать ее, в народе прозвали музеем еды или голодным цирком.