Маленькая коммунистка, которая никогда не улыбалась

– Заурядным? Но я читала кое-какие свидетельства, и…

– Да-да, именно таким. Я хочу сказать, что это был вполне стандартный пример патологически ревнивого ухажера, знаете, такого, который везде за вами таскается, обыскивает вашу квартиру, лезет в вашу записную книжку. Единственное, что его отличало от ему подобных, – он был министром, то есть возможностей у него было больше, чем у обычного парня. В его распоряжении были армия и секретные агенты! Он помешался на мне после Монреаля…

Она рассказывает множество известных мне историй про Нику Ч., я слушаю, но на самом деле она ничего мне не рассказывает – все это уже было в прессе. А я ни о чем и не спрашиваю.

Наступила осень. Частоту наших контактов за то время, которое я занимаюсь этим проектом, можно было бы изобразить в виде нелепого дерганого графика: иногда мы переговариваемся за день по три-четыре раза, иногда – если прочитанное ее не устраивает – она меня наказывает, умолкая недели на три.

Мне надо ей позвонить или написать, а я оттягиваю момент, я теперь слишком остро реагирую на ее тон, ее паузы, ее упреки. Ложась спать, снова и снова переживаю ее выпады, как в тот день, когда спросила о принесенном в жертву детстве юных гимнасток.

– Принесла в жертву свое детство? Ага. Но что же именно я упустила – из такого уж фантастического? Не шаталась по кафешкам? Не начала раньше времени встречаться с мальчиками? Видеоигры? Фейсбук? Что делают другие между шестью и шестнадцатью годами, что я упустила? И если бы я жила нормальной, по-вашему, жизнью, то кем бы я теперь была?

Меня все чаще и чаще ставят на место, отсылая куда положено, как надоедливого ребенка, которому указывают на его комнату, чтобы он там скрылся. Она нервничает, перебивает меня, присланные главы кажутся ей чересчур субъективными, она опасается моего «штампованного представления» о Румынии.

– Не могли бы вы избегать слов вроде «унылая одежда» и «серые улицы»? И потом, прекратите, работая над книгой, сверяться со свидетельствами Гезы, представьте на минуточку: а вдруг он тоже был осведомителем Секуритате?

Я принимаю сказанное к сведению и замолкаю. Вечером смотрю старые видеозаписи – вот она на бревне, безмолвная, точная. Надя К. разбирает по косточкам невозможное, чтобы овладеть им, перед ней никакая сложность не устоит.

Утром получаю по электронной почте короткое сообщение: «Да! К нашему разговору о Нику Ч. – он никогда не был моим любовником. Пожалуйста, если все-таки станете писать обо мне и Нику, никогда не используйте это слово. Спасибо».

МЕХАНИЧЕСКИЙ ВЫМЫСЕЛ

1981–1989