Маленькая принцесса

— Откуда мне знать? — скривила губы Лавиния. — Да, вид у нее будет, когда она явится в класс! Вчера она не ела, и сегодня ей ничего не дадут.

Джесси была не столько злой, сколько глупой. Слегка содрогнувшись, она взяла свой учебник.

— Это же очень плохо! — сказала она. — Они не имеют права морить ее голодом.

Когда Сара спустилась утром в кухню, кухарка искоса взглянула на нее, и горничные тоже, но она быстро прошла мимо. Дело в том, что обе они с Бекки немного проспали, обе спешили и не успели повидаться.

Сара зашла в судомойную. Бекки яростно терла кастрюлю, очень тихо напевая. Завидев свою принцессу, она обратила к ней сияющее лицо и взволнованно прошептала:

— Она на месте, мисс! Простыня. Такая же настоящая.

— И у меня тоже, — сказала Сара, — все там, где было. Я даже доела кое-что.

— Ох, ты, Господи! — еле слышно охнула Бекки и вовремя склонилась к кастрюле, так как вошла кухарка.

Мисс Минчин ждала от Сары примерно того же, что Лавиния. Ее озадачивало и раздражало, что Сара не плачет и не пугается, если ей делают выговор, пусть и самый суровый, просто стоит и слушает, внимательно и серьезно. Когда в наказание ей прибавляли работы или оставляли ее без обеда, Она не жаловалась и, видимо, даже не сердилась. Мисс Минчин казалось наглостью то, что она ни разу не нагрубила ей в ответ. Но после вчерашнего она уж точно должна была сломиться. Подумать только, не ела, потом был скандал, сегодня — тоже без еды! Теперь у нее непременно будут красные глаза и несчастный, забитый вид.

Мисс Минчин увидела ее, когда она явилась к младшим, чтобы проверить французский урок. Шла она быстро, едва ли не вприпрыжку, слегка улыбалась, и щеки у нее были розовые. Начальница школы еще никогда так не удивлялась, она чуть в обморок не упала. Что же это за девочка? Что это все значит?

— Видимо, — сказала мисс Минчин, подзывая ее к своему столу, — ты не понимаешь, что случилось. Есть у тебя совесть?

Если ребенок — да и взрослый — досыта поел, вволю выспался и согрелся; если он заснул в сказке и, проснувшись, увидел, что это — правда, он просто не может быть несчастным; не может и притвориться, погасить радостный блеск в глазах. У Сары глаза были такие, что, когда она подняла их, мисс Минчин буквально онемела, хотя ответ звучал безупречно-вежливо.

— Простите, мисс Минчин. Я знаю, что случилось.

— Изволь это помнить, — наконец сказала начальница, — и не ухмыляться. Какая наглость! И еще не забудь, что сегодня тебе не дадут есть.

— Хорошо, мисс Минчин, — отвечала Сара; и, поворачиваясь, чтобы идти, вдруг ощутила, как бьется сердце. «Если бы не волшебство, — подумала она, — я бы не выдержала!»

— На голодную она не похожа, — шептала тем временем Лавиния. — Ты погляди. Наверное, представляет, — брезгливо прибавила она, — что досыта наелась.

— Она не такая, как все, — сказала Джесси, глядя на Сару. — Иногда я ее немножко боюсь.

— Ну, знаешь! — фыркнула старшая подруга.

Лицо у Сары светилось целый день, и щеки были румяные. Служанки удивленно смотрели на нее, перешептывались, а в голубых глазах мисс Амелии так и застыло недоумение. Она понять не могла, что значит такой благополучный и даже дерзкий вид, когда ты в немилости у самой мисс Минчин. Конечно, Сара очень упрямая… Быть может, решила перешибить беды стойкостью…

Сара решила только одно: насколько возможно, держать чудеса в тайне. Если мисс Минчин снова пойдет на чердак, все откроется, но это — навряд ли, разве что она что-нибудь заподозрит. За Эрменгардой и Лотти будут очень строго следить. Эрменгарде рассказать можно, она не выдаст. И потом, волшебство, наверное, поможет скрыть свои плоды.

«Что бы ни случилось, — весь день твердила Сара, — что бы ни случилось, где-то есть очень добрый человек, и он — мой друг. Если я так и не узнаю, кто он… и не смогу его поблагодарить… я все равно не совсем одна».

Погода была еще хуже, чем вчера (что нелегко) — сырая, холодная, противная. Дел было больше, кухарка больше злилась, просто озверела, зная, что Сара — в немилости. Но что с того, когда с тобой дружит волшебник? Ужин очень подкрепил Сару, она знала, что спать будет в тепле, и, хотя под вечер ей снова захотелось есть, решила, что потерпит до утра. Наверх она ушла поздно. До десяти ей велели заниматься в пустом классе, она увлеклась и даже просидела там немного дольше.

Надо признаться, перед дверью на чердак сердце у нее забилось.

— Конечно, все могли и забрать… — прошептала она, стараясь не падать духом. — Может быть, это мне дали только на одну ночь. Но ведь дали… все это было… настоящее!

Она отворила дверь и вошла. Потом перевела дух, закрыла дверь и прижалась к ней спиной, оглядывая комнату.