Маленькая торговка прозой

Мы, Его Превосходительство и я, отправились отстаивать дело Бенжамена Малоссена перед Жюли Коррансон. Бельвиль понемногу отступал на второй план, пока я повторял свои слова: «Я согласился играть эту комедию, чтобы утешить Клару, моя Жюли. Я согласился, потому что бывают моменты, когда ужас бьет так сильно, что непременно нужно уйти из „реальности”, как ты говоришь, и попробовать какие-нибудь другие подмостки. Я согласился, чтобы увести от этого детей, пусть играют и не думают о Сент-Ивере. Жереми и Малыш будут разучивать со мной мой текст, Клара – делать фотографии, а Тереза сможет меня попилить; это их отвлечет. Я согласился также, чтобы выполнить приказание Аннелиза и отогнать семейную лодку как можно дальше от его расследования. Я согласился, потому что, если только начать считать, получится, что мы уже перебрали свою норму неприятностей на нос, – ты не находишь? Тогда я сказал себе: ладно, будем легкомысленны, один-единственный раз, немного придурковаты, слегка неуклюжи. Хватит быть безупречными, потому что это именно то, в чем нас упрекает Аннелиз. Оставим на время негостеприимные берега преданности и самоотверженности. Идешь со мной, Жюли? Давай. Давай попробуем. Сыграем в Ж. Л. В., раз уж случай подвернулся».

***

Естественно, ее не оказалось дома. Тук-тук-тук, Жюли? Превосходный Джулиус уселся, ждет, пока откроют. Как бы не так. Карандаш, клочок бумаги, спина Джулиуса вместо стола. Я кратко законспектировал только что сказанное. Прибавил «я тебя люблю», проспрягав во всех временах и наклонениях, приписал, что остаюсь ее авианосцем, что она может садиться и взлетать, когда захочет... Это как раз и были слова первой нашей встречи: «Хочешь быть моим авианосцем, Бенжамен? Я буду прилетать время от времени, чтобы пополнить запас здравого смысла», а я в ответ, не помня себя от счастья: «Прилетай, моя красавица, и улетай, сколько душе угодно, отныне я плаваю в твоих водах».

Я извинился за свои гадости насчет журналистки и «избирательности», прости, Жюли, это я специально, чтобы сделать тебе больно... прости, прости, и подписался.

Потом задумался.

Чего-то не хватало.

Правды, которую нельзя скрывать.

Шаботта.

Я признался, в постскриптуме, что Ж. Л. В. не кто иной, как министр Шаботт, он, Жюли, он самый. Представляешь?

И лист нырнул под дверь.

***

После своего пространного монолога о либеральном реализме Шаботт повел нас, меня и Королеву, в помещение, устроенное как кинозал.

– Идите за мной, господин Малоссен, я покажу вам, на что похож «Конкорд», настоящий, из плоти и крови.

Дюжина кресел, около каждого – по пепельнице, потолок с наклоном и стены, скошенные по направлению к белоснежному экрану. Позади нас – око кинопроектора, над которым колдует третий слуга – Антуан, точно такой же, как все предыдущие. От светского визита мы перешли к сверхсекретному брифингу, в духе Джеймса Бонда перед отправкой на очередное задание.

– Я собираюсь сделать из вас Ж. Л. В., более настоящего, чем в действительности, вот увидите, это будет забавно...

Темнота, луч света, картинка на экране: лоб, черные как смоль крылья шевелюры сложены назад, Прямой безупречный пробор. (Волосок к волоску, надо же!)

– Как вы заметили, господин Малоссен, «Конкорд» тщательно причесан.

(И правда, у этого типа не голова, а фюзеляж черного самолета.)

– Вы знаете, кому принадлежит сие чело, дорогая?

Королева Забо сомневается:

– Молодому Шираку?

– Нет. Копник, двадцать восемь лет, серый кардинал с Уолл-стрит. Посмотрите, какой высокий лоб, господин Малоссен, двойная морщинка, не горизонтальная, заметьте, это не сомнение, это энергия в чистом виде! Такой лоб и такая же прическа должны быть у Ж. Л. В. Так, идем дальше. Антуан!

Щелчок, смена кадра, два глаза на экране. Небесно-голубой, как требуется, взгляд устремлен вперед. Должно быть, долго тренировался, чтобы научиться смотреть не моргая. Когда ему надо посмотреть в другую сторону, то поворачивается вся голова, как пушка у танка.

– Волбрут, вольфрамовый король, – возвещает Шаботт, – рынок астронавтики весь под ним. Важен не цвет глаз, господин Малоссен, важна напряженность взгляда. Посмотрите, какая прямота под дугами бровей. С таким подвижным лицом, как у вас, должно быть, это не составит большого труда.

И все в таком же духе: округлые щеки мучного короля, волевой подбородок микроимператора (имеются в виду микроплаты), полуулыбка бельгийского магната консервов... и проч., и проч., общая картина: дурак дураком, на мой взгляд.

Но меня не спрашивали. Шаботт:

– И получаем Ж. Л. В.: безупречное равновесие властности и решимости, иронии и здорового жизнелюбия. Заметим, что Ж. Л. В. вовсе не аскет, я особенно это подчеркиваю: он любит деньги и все самое лучшее, в том числе и кулинарию. Господин Малоссен, придется набрать вес, так сказать.

15

– Ешь, Бенжамен, кушай мой мальчик.

– Я больше не могу, Амар, спасибо, я правда не могу...

– Что это «правда не могу»?.. Ты хочешь стать большим писателем или нет, Бен?

– Хадуш, хоть ты помолчи.