Маленькая услуга

— Это не сложно, — сказал Никодимус. — Часть нашего ордена — активные, усердные умы, с силой достаточной, чтобы сохранить себя. Другие, — он пожал плечом, изящное, высокомерное маленькое движение — несущественны. Одноразовые сосуды, и ничего больше.

— Как Расмуссен,[71] — пробормотал я.

Мгновение Никодимус выглядел озадаченным. Потом его глаза внезапно сузились, пристально сосредоточившись на мне. Его тень снова пошевелилась, и что-то зашумело, волнующе похожее на змеиный шепот.

— А, да, сосуд Урсиэля. Точно. — Он смотрел мимо меня на дом. — Это твои друзья шумят за твоей спиной?

Конечно, черт возьми, они, хотя я понятия не имел, почему. Я старался сохранить на лице выражение игрока в покер.

— Почему именно они?

— Попытайся вообразить события в Аквариуме с их точки зрения. Они входят в здание с тобой, вместе с кем-то, кого они обычно не брали — но ты настоял, чтобы вашу группу сопровождал полицейский детектив. В результате ты уходишь на частную конференцию между тобой, мной, и сторожевым псом Архива. Потом встает преграда, и они могут только слышать ужасную ярость конфликта. Как только появляется возможность, они мчатся туда, и видят, что мои люди вытягивают тебя из воды — тем нужно было забрать монету из твоего кармана, но твои друзья этого знать не могут. В результате Архив уведена, ее телохранитель ранен или мертв, а тебе вполне очевидно помогают мои люди. А они так и не видели, что случилось, — продолжал Никодимус. — Подозрительному уму ты мог бы показаться нашим сообщником.

Я сглотнул.

— Не думаю, чтобы они это так поняли.

— Да? — сказал Никодимус. — Даже при том, что ты собираешься отдать мне монеты, которые вы захватили в Аквариуме? Одиннадцать монет, Дрезден. Если я верну их, все, что ты и твои люди сделали в течение прошлых нескольких дней, будет впустую. Я стану очень силен и самостоятельно овладею силой Архива. Скорее они могут предположить, что ты выбрал идеальную позицию, чтобы предать их в критический момент. Который сейчас наступает.

Я … не думал об этом так.

— Что, если он наконец поддался влиянию тени? — думают они. — Что, если он не контролирует свои собственные решения? — думают они. — Предательство — более опасное оружие, чем любое волшебство, Дрезден. Я две тысячи лет практиковался в этом, и твои друзья, Рыцари, это знают.

Внезапно поведение Майкла начало проясняться, и жаркое в моем животе захотело вернуться. Я пытался удержать мое лицо игрока в покер, но оно не хотело удерживаться.

— Ах, — сказал Никодимус, его глаза расширились. — После всех лет необоснованных подозрений и враждебности со стороны вашего собственного Совета, наверное, это больно. — Он усмехнулся, глядя на Мыша, а потом обратился ко мне. — Твое маленькое сердце, должно быть, разбивается.

Мыш нажал плечом на мою ногу и жестоко рычал на Никодимуса, порываясь кинуться вперед.

Никодимус проигнорировал его, полностью концентрируясь на мне.

— Это — заманчивое предложение, — сказал он. — Обменять монеты на Архив? Подарить мне возможность при благоприятном стечении обстоятельств уйти в укрытие со всеми сокровищами? В самом деле, я с трудом могу это проигнорировать. Хорошо придумано.

— И что? — сказал я. — Где ты хочешь сделать это?

Он покачал головой.

— Я не буду этого делать, — сказал он спокойно. — Это — эндшпиль, Дрезден, даже если ты и твои друзья не хотите это принять. Раз у меня есть Архив, остальное — просто ерунда. Потеря монет — это, конечно, плохо, но… не нуждаюсь я в них. Шипастый Намшиэль не сможет приносить мне никакой реальной пользы в его текущем состоянии, а я не для того работал в течение двух тысяч лет, чтобы в последнюю секунду ввязаться в азартную игру. Сделки не будет.

Я сглотнул.

— Тогда почему ты здесь?

— Чтобы дать тебе шанс пересмотреть свою позицию, — сказал Никодимус. — Я думаю, ты и я не настолько отличаемся. Мы оба — существа воли. Мы оба проживаем наши жизни для идеалов, а не материальных вещей. Мы оба можем пожертвовать многим, чтобы достигнуть наших целей.

— Возможно, мы просто нашли достойного противника.

Он протянул ко мне руки.

— Я могу быть союзником, намного более эффективным и опасным, чем любой из тех, кого ты имеешь теперь. Я хочу пойти на компромисс с тобой, и сделать некоторые из твоих целей моими собственными. Я могу предоставить тебе поддержку гораздо большую, чем твой собственный Совет когда-либо делал для тебя. Материальная выгода такого товарищества — третьестепенный вопрос, в конечном счете, но разве тебе не лучше жить в каком-то другом месте, чем заплесневелый подвал? Разве ты не устал приходить домой к холодному душу, дешевой пище, и пустой кровати?

Нужно сделать много работы, и не вся она будет неприемлема для тебя. Фактически, я могу предположить, что часть ее вполне удовлетворяла бы твоим личным понятиям того, что правильно и что нет.

К черту невозмутимость. Я усмехнулся ему в лицо.

— И какая же это?