– Палить из периферийной метеоритной пушки? С ума сошел! Ты представляешь себе скорость вращения внешнего борта? Это невозможно даже в автоматическом режиме! – воскликнула Тана без тени испуга, напротив, с некоторым восхищением. – Один оборот в три секунды. Тут голую вероятность дуги рассчитывать – нужен час, никак не меньше!
Наконец все понял и Арсений, хотя в вопросах устройства корабельных систем доктор был настоящим профаном. По окружности «Пересмешника», издалека действительно плоского, как блин, с пошаговым расстоянием в десять футов располагались как раз вышеупомянутые защитные системы, гравитационные и магнитно-лучевые, на непредвиденный случай инородных космических тел. Видимо, их распределенные по всей длине борта заряды Гент и предлагал собрать в одно место. Чтобы после расстрелять в упор Огородного Билла. И даже далекому от астронавтики Арсению представлялась абсолютно ясной почти полная невыполнимость этой задачи. Почти полная, ибо мифический шанс все-таки был, хотя и в призрачном существовании. При гигантской скорости вращения, при высокой маневренности шлюпа вероятность того, что траектория выстрела ляжет на одну прямую с пунктом нахождения в этот момент Огородного Билла, мало отличалась от нулевой.
– Ты делай дело. Некогда рассуждать, – резко, но и не повышая тона, приказал второй пилот неверующему в него навигатору.
– Заряд в секторе зюйд-зюйд-вест, вторая точка. Имейте в виду, после разрядного выстрела пушка выйдет из строя. Слишком большая мощность.
– Ничего, после починим. Запас, слава богу, есть, – отозвался Командор. Он уже закончил с переходом на ручное управление. – Свободный доступ!
– Тогда – все назад. Чтобы в поле моего зрения не было никого! И мертвая тишина, а лучше – вообще не дышите! – пошутил напоследок Гент, занимая место Командора.
Арсений зажмурился все равно на манипуляции Гента смотреть ему вдруг стало страшно, и действительно постарался задержать дыхание. Хватило меньше чем на минуту, но до сих пор ничего катастрофичного не произошло. Тогда он коротко и по возможности бесшумно вздохнул, осторожно приоткрыл правый глаз и стал смотреть. Сколько-нибудь ужасного и захватывающего продолжения в этом его действии не оказалось, потому что Галеон Антоний пока ничего и не делал. По-другому нельзя было сказать. Гент сидел неподвижно, словно новообращенный буддист перед просветлением, положив обе ладони в ярко-малиновые круги голографического пульта, как если бы на спиритическом сеансе вызывал духов сразу из двух тарелочек. Прямо перед ним на панорамной разверстке в бешеной свистопляске проносилось окружающее корабль пространство, каким оно в реальности и было за бортом. Только лишь от этого суматошного мелькания Арсению сделалось тошно. Однако Гент смотрел, не отрываясь, если, конечно, и в самом деле смотрел, а не впал давно в состояние зомби. В рубке с неким подобием торжественной паузы повисла апокалипсическая тишина, какой надлежит царить за секунду до воскрешения из мертвых.
Внезапно Гент сделал едва уловимое движение, а может, Арсений зазевался и пропустил главное. Панорама перестала кружиться, остановившись лишь на одном участке изображения. И тогда Гент страшно и громко выругался, словно находился наедине с собой, потом откинулся в амортизаторе:
– Есть! Спеклись пасочки! Десять очков призовых! – и второй пилот, довольный своей работой, захохотал. – Передвигай фишки, Юл!
– Кретин несчастный! Ты что, забыл, где находишься?.. А вы, доктор, чего уши развесили? – последнее замечание относилось уже к Арсению.
Доктор не знал, что и думать. Невозможное свершилось. Чертов сын, второй пилот, уловил-таки в гравитационные силки и расстрелял шлюп Огородного Билла, его пиратский транспорт теперь рассыпался в пространстве карточным домиком. Вот так, без привета маме, без последнего прощания! Только что же такое кричал, захлебываясь самодовольным смехом, Антоний? Что-то смутно знакомое, как будто издалека, что-то, некогда бывшее на слуху, но вспомнить доктор Мадянов не мог. Или, признаться честно, вдруг не захотел. Нехорошее вышло бы воспоминание, Арсений это ощутил, что называется, задним местом.