Маленькая желтая лампа

– Ну же, господин психолог, что стряслось? Не иначе у Пулавского приключилась галлюцинация? – довольно легкомысленно спросила его с порога Кэти Мелоун, видно, под шумок уже успела пропустить рюмочку.

– Кэти, какие еще галлюцинации? Я тоже видел, говорю вам! Самый настоящий пожар на «Латоне»! Кстати, доктор, его уже потушили? – сеньор Рамон по-прежнему пребывал в сильно возбужденном состоянии, хорошо хоть толком так и не понял, что именно происходило в панораме.

– Милый мальчик, вы не даете разумно оперировать вашему мозгу. Поэтому нужно успокоение, – произнес магистр Го Цянь, наверное, к приходу Арсения уже исчерпавший все запасы рецептов сычуаньской кухни. – Потушить пожар в безвоздушном пространстве нельзя, ибо его там не может быть. Скорее, плазменная реакция, что невозможно прекратить иначе, как само по себе в местных условиях. И простите меня, доктор Арсений, за настойчивость, станция премного пострадала?

– «Латоны» больше нет, – нахмурился Мадянов, внезапно вспомнив, что не только Огородный Билл заплатил жизнью за коварное и предательское злодейство, а вместе с ним сгинули в небытие по меньшей мере пятнадцать невинных человеческих душ.

Тут же со всех сторон на него посыпались глупые и совсем детские вопросы. Доктор Мадянов отвечал, как мог, не очень связно. На него наступал толстой тушкой комиссар Цугундер, требуя и провозглашая, что он, как представитель общественных властей, и что в его праве, и что с Командора еще спросится, и дальше в таком же духе. А доктор не находил в себе сил прервать его вулканическое поносное извержение, все куда-то ушло, и красивые слова о подвигах и чудесах, и его личные переживания, которые так хотел донести кому-нибудь, пропал даже страх. Ничего в нем не осталось, кроме ватных ног, и те совсем не держали доктора. Зато вдруг, откуда ни возьмись, нахлынула злоба. Пускай он, Арсений, тысячу раз Э-модулярный психолог, но более не стоило труда сдерживаться.

– Жирный боров, куриные мозги! Да что вы понимаете! Шатаетесь без толку, житья от вас нет! Подумаешь, фингал! Вам не психолог нужен, а качественный мордобой! – Арсений кричал, но ему казалось, будто говорит он удивительно тихо. – Вы, Кэти, пейте ваш коньяк или чем там успели нализаться! Стоило тащиться в этакую даль за примитивной белой горячкой!.. И не лупите на меня вороньих глаз, сеньор вы мой, Рамон! Вы – придурок, это не ругательство, а диагноз! С чем вас и поздравляю!.. Магистр Го Цянь, умоляю, уведите меня отсюда подальше, я не в состоянии идти сам! И я не знаю, куда!

– Я думаю, доктор Арсений, это нужное сейчас решение. Не желаете ознакомиться с лабораторией? И не стоит упоминания, что время не подходящее. Никто не понимает о времени вперед, какой момент для чего имеет предназначение, – покорно откликнулся на просьбу магистр Го Цянь.

– Куда угодно, хоть на край света, если у него есть край, – согласился Арсений, – пусть и в лабораторию.

Они уже покидали столовую, где теперь не раздавалось ни звука, даже комиссар Цугундер не пыхтел, видимо, опасаясь обещанного мордобоя, когда доктор Мадянов услышал ясно и громко сказанное ему вслед:

– С Рождеством! Наш психолог сам спятил! Вот номер, так номер!

Это сказала Кэти.

Мозги даны человеку, чтобы думать, а голова – чтобы соображать!

Восьмая солдатская мудрость

Лаборатория оказалась местом приятным. Освещения здесь не жалели, и то признаться, тьма-тьмущая непонятных приборов, повсюду кругом, включая и потолок, и каждый желает поведать о проделанной работе. Данные шли непрерывным потоком, их графический и математический анализ в бесперебойном порядке отображался на плексовых экранчиках, локальный лабораторный сумматор-логик от натуги скрипел всеми молекулярными «шестеренками», создавая в воздухе легкое, интимно убаюкивающее гудение в тональности ре-мажор. И как всегда, во время нечастых пребываний в подобных местах Арсению казалось, будто лишний в них человек. Ну, скажите на милость, что может тут делать часами, иногда и сутками Эстремадура, если весь процесс и без него идет своим чередом? В куклы забавляется, что ли? Все это сборище технологических совершенств на малом пространстве – лишь взрослые игрушки, хотя, может, он, Арсений, не прав. Столетия бдений не то что возле телескопов, но и подле электронных самописцев и даже у мониторов первых кибернетических счетных помощников прошли безвозвратно.