Маленькие большие вещи

Тяжелее всего было по ночам. Медсестры мыли меня, чистили зубы, поздно вечером папа желал мне спокойной ночи и наконец уходил домой, а меня накачивали снотворным через зонд для кормления, но мой мозг работал так напряженно, что таблетки не действовали. Спал я очень мало, в голове все время крутились какие-то странные мысли и картинки, и б'oльшую часть бессонной ночи я пытался сосредоточиться на том, что завтра будет новый день, ко мне снова придут мои близкие, и тогда я успокоюсь и смогу немного вздремнуть. Каждый день первой с утра приходила мама, а остальные присоединялись к ней позже, пытаясь распределить посещения так, чтобы со мной рядом постоянно кто-нибудь находился. Дом приходил после школы и часто делал уроки прямо в больнице, пока я дремал, папа приезжал после работы, Уилл после тренировки, а по выходным из Борнмута приезжал Том, и тогда вся семья была в сборе. Как я любил эти дни! А еще мне было очень важно чувствовать, что у моих братьев продолжается жизнь во внешнем мире, и я был готов часами слушать их рассказы о школе, университете, «Сарацинах», вечеринках, девушках и сплетнях. Они всегда говорили со мной обо всем на свете, и я очень ценил это. Мы с ними никогда ничего друг от друга не скрывали, и с какой радости нам было это делать сейчас? Еще мы очень много смотрели телевизор: бесконечные сезоны телешоу «Званый ужин» и «Симпсонов».

Со дня несчастного случая я ничего не ел и не пил и до сих пор получал питание и питье только через зонд. Особого голода я не чувствовал, поэтому отсутствие еды меня не беспокоило, а вот невозможность пить воду просто сводила с ума. Мышцы шеи совершенно не работали, врачи опасались, что я могу подавиться, а позволить себе такой риск мы не могли. Но я все время жаловался на жажду, и в один прекрасный день нам выдали губку на шпажке, которую надо было опускать в стакан с водой и прикладывать мне к губам, чтобы я мог высасывать воду таким образом. Я испытал невероятное облегчение и понял, что до этого времени даже не знал, что такое настоящая жажда, – чистая, безопасная вода всегда была у меня под рукой. И в этот момент я испытал глубочайшую благодарность за то, что раньше принимал как должное. Вкус этой первой капли воды был настолько замечательным, что я задумался, пусть и всего на мгновение, над тем, как прекрасна жизнь как таковая. В моей копилке появилось еще одно новое для меня переживание. Узнать что-то, чего я не знал раньше, означало, что это знание навечно принадлежит мне, и осознание этого произвело на меня очень сильное впечатление, пока я утолял мучившую меня жажду еще парой капель вкуснейшей воды.

Как-то раз в воскресенье, пока я еще лежал на отделении интенсивной терапии, моим кузенам разрешили навестить меня. Это было огромное событие, потому что, если не считать очень эмоционально насыщенного посещения моих бабушки и дедушки, никого, кроме родителей и братьев, ко мне не пускали. Но в то утро все мои болезни и инфекции обострились одновременно. Худшего времени для визита просто и придумать было нельзя. Я понимал, что мое состояние резко ухудшилось, потому что зубы начали стучать, меня бил озноб, а температура достигла максимальной отметки в сорок один градус. Раньше повышение температуры у врачей особого беспокойства не вызывало, поскольку лихорадка может быть полезна и защищает организм от инфекций, но сорок один градус – слишком опасная температура, подвергающая риску внутренние органы и клетки, она является смертельно опасной и часто вызывает кому. Вследствие травмы я потерял способность регулировать температуру тела, которая, кстати, так и не восстановилась, поэтому единственным способом борьбы с лихорадкой было обложить меня пакетами со льдом. На этот раз мне стало действительно плохо, не только из-за инфекций, но еще и потому, что моим кузенам пришлось уйти, не пробыв со мной и минуты. Меньше всего мне хотелось оттолкнуть людей, которые пришли поддержать меня, а от лихорадки мое сознание было настолько спутанным, что я воспринял произошедшее очень тяжело.

Обычно, если к нам в гости приезжали мои кузены, я всегда старался провести с ними побольше времени. Я всегда очень ценил своих родственников и получал удовольствие от общения с ними, поэтому ощущение того, что я подвел их, хотя они проделали такой долгий путь, что я не могу пройти через все препятствия и побыть с ними, было просто ужасным. Я чувствовал себя виноватым перед ними, и хотя теперь я знаю, что думал так из-за лихорадки, я все-таки впервые, возможно лишь на уровне подсознания, понял, что придется несколько ослабить свойственное мне стремление контролировать и принимать решения, и это оказалось очень тяжело. В глубине души я понимал, что они приехали не только повидаться со мной, но и поддержать моих родителей, а значит, все равно приехали не напрасно, но я настолько не привык к тому, что могу кого-то подвести, что полностью погрузился в эти мрачные размышления, мучаясь от лихорадки.