Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы

Уже не раз твердили миру.
Ведь лесть гнусна, вредна; а все впустую,
И в сердце льстец всегда найдет ячеечку пустую.
Небесный Царь направил Филину
                                     грамм двести сыра;
На елку Филин неуклюжий вмиг забрался.
Еще чуть-чуть и завтракать уж размечтался,
Да призадумался, а в клюве сыр держал.
На ту беду вблизи у ели Лис бежал;
Вдруг сырный дух бег лисий прекратил:
Лис сыр узрел, — сыр Лиса рабски захватил.
Хитрец на цыпках к дереву бежит,
Пушным ненужным атавизмом вертит
И Филина глазами уедает.
И речь, едва дыша, такую изрекает:
«Ты Сирин, Феникс, птица-Жар!
Какая шейка! А какие глазки!
Рассказывать, так не иначе, сказки!
Какие перышки! Какие лапки! Высший класс!
Наверняка имеешь ангельский певучий глас!
Спеть, светик, не стыдись! Ведь если, брат, ты,
При внешнем виде сем, еще и песенный умелец,
Так ты б у нас был царь пернатый!»
С хвальбы вещуний ум за разум зацепился,
Дыханье Филин утерял, а чувств испил
                                                   всю сласть
И на приветливую лисью речь купился;
Заухал, да на всю филинью пасть.
Сыр выпал — с ним хитрец и смылся.

Поверенный

Терезу считали молчаливой и скрытной. Впрочем, дома ни у кого не было времени ее выслушивать. И она поверяла свои тайны самому старому дедушке в деревне, которого в погожие дни выводили на улицу и усаживали на скамейку, чтобы, пока он греется на солнышке, убрать у него в комнате, проветрить белье и перевернуть матрац.

Едва заметив из окна кухни огромного теткиного дома, что старика уже усадили, она выбегала к нему со складным стулом подмышкой. Она раскладывала стул и устраивалась — коленки к коленкам — прямо перед ним.

Дедушка подрагивал под солнечными лучами, открывал и закрывал бесцветные, ослепленные ярким светом глаза, хватал раскрытым ртом воздух, который со свистом проходил между деснами. Он сидел, скрестив руки, чтобы хоть немного унять их непреодолимую дрожь. Взгляд старика не касался ни маленькой девочки, ни редких прохожих на площади: казалось, он был прикован к некой запредельной точке, невидимой никому, кроме него самого.

— Ну, что, дедуля, хочешь знать, что я смотрела по телевизору вчера вечером?

Задавая вопрос, она повысила голос в конце предложения, как это делает учительница, когда ждет правильный ответ. Ответа не было, но Тереза его и не ждала. Она щелкнула языком и поднесла свою руку ладонью вверх почти к самому носу старика.

— Так вот, можешь мне не верить, но я смотрела фильм для взрослых, настоящий фильм. Мадлену тетка отправила спать, сказала ей, что она слишком мала, а мне сказала, что я могу остаться, если хочу. Мадлена показала мне язык, но я посмотрела фильм до конца и даже не заснула.

Старик шмыгнул носом.

— Рассказать, о чем фильм?

Он вытер нос тыльной стороной руки и весь задрожал, затрясся, от чего еще глубже провалился в слишком просторный шерстяной жилет.

— Это история одной очень красивой и очень хорошей маленькой девочки, у которой есть мама, которая очень несчастная из-за папы, который очень плохой и очень злой. Вечером, когда все спят, она спускается совсем одна в подвал, а у нее — ни фонарика, ничего, и находит тайную коробочку, а там внутри — совсем белый яд. Она возвращается, а на следующий день подсыпает его в молоко этому плохому дядьке. Он и вправду некрасивый, ее папа — с таким большим носом и большими щеками, и, при том, старый-престарый. Значит, он умирает, и она очень довольна, но потом...

Дедушка чихнул. Тереза отодвинулась. Он высморкался в свой серый шарф и провел правой рукой по редким седым волосам.

— Ну и чихаешь же ты, старина!

Тереза вытерла себе щеку.

— Я продолжаю историю: потом, значит, умирает ее мама, и она остается со своей старшей сестрой и своей теткой, которая расчесывает ей волосы в ванной, но она к ней тоже придирается, и тогда она хочет ее убить, потому что она тоже нехорошая...

Она прервала рассказ, чтобы запахнуть ему полы куртки и поднять воротник.

— Подожди...

Затем она стянула два конца шарфа и связала их вместе. Старик перенес процедуру, не проявляя ни малейшего интереса.

— На тебе столько свитеров, и тебе еще холодно!