Маленькие грязные секреты

Эта фотка наполняла Марин яростью, и она продолжала смотреть на нее. Ярость лучше печали. Ярость лучше беспомощного оцепенения. Эта девица не имела ничего общего с Марин, и она могла лишь гадать, что же так понравилось Дереку в этой молодой красотке.

Около полуночи Марин уже сидела в средней кабинке «Франкенштейна», ожидая появления мужчины, чье лицо никогда не видела и чей голос никогда не слышала. Она знала лишь, что его зовут Джулиан и, очевидно, он не видел ничего необычного в полуночных встречах с незнакомками в ресторанах.

Заведение «Франкенштейн» представляло собой старомодную закусочную в центре университетского округа. В студенческие времена Марин частенько приходила сюда с Сэлом — больше того, именно там они в итоге и расстались. Ряды кабинок с поцарапанными деревянными столами и потрепанными виниловыми сиденьями тянулись вдоль стен и растекались до центра зала, каждая из них освещалась тусклой, низко висящей лампой. Виниловые полы постоянно липли к подошвам от пролитого на них кофе и блинного сиропа. Туалетные комнаты отремонтировали, но они оставались по-прежнему отвратительными, и ей, как и раньше, пришлось пользоваться туалетом с осторожностью, чтобы не коснуться какой-нибудь мокрой грязи.

Готовили у «Франка» жирно и быстро, порции были щедрыми, а цены — низкими. Это привлекало много бездомных, в основном мужчин: они приходили небольшими компаниями и тихо сидели в угловых кабинках, делясь блюдами, которые им частенько продавали со скидкой. Владелец и сам был бездомным, пока не завязал с бродяжничеством и не устроился на работу. Эту классическую для Сиэтла историю даже показали в новостях, а выдержка из журнальной статьи с фотографией висела в рамке на стене возле входа.

«Франкенштейн» также пользовался популярностью среди сменщиков-практикантов из близлежащей университетской больницы и студентов трех разных колледжей этого района, включая ту художественную школу, где училась Маккензи Ли.

Женщины вроде Марин не заходили в подобные заведения. По крайней мере, давно не заходили. Мужчина с полудюжиной гнилых зубов улыбнулся ей, проходя в туалет, и ее окутала волна его телесного аромата: смесь запахов застарелой мочи и грязи от проведенной на улицах жизни. Инстинктивно она взяла сумочку с виниловой скамьи и подвинула поближе к себе. Интересно, кто выбрал для встречи эту забегаловку, Сэл или Джулиан?

Мысли о Сэле вызвали болезненное ощущение, но она еще даже не начала понимать, что произошло между ними сегодня. За двадцать лет замужества Марин никогда не изменяла Дереку, даже не думала об этом. Глубоко вздохнув, она вытолкнула дневные воспоминания из головы. Эту дверь ей не следовало открывать ни в коем случае; страшно даже подумать о том, до чего они с Сэлом теперь могут дойти. Ей не хотелось потерять его. Она сомневалась, что сможет пережить еще одну потерю.

…Чем дольше Марин сидела в закусочной, тем безумнее казалась ей собственная затея. Вполне возможно, что она слетела с катушек. Но каждый раз, когда ее одолевали сомнения в своем решении быть здесь, телефон загорался случайным уведомлением. И каждый раз, когда это происходило, она снова видела селфи Маккензи Ли, во всей ее молодой свежести, совершенно беззастенчивую, гладкую и лишенную пока появившихся уже у Марин морщинок, бойкую и веселую, в отличие от… нынешней Марин. Она, вероятно, также плодовита, ее яичники прекрасно функционируют и готовы, если Дереку захочется, родить ему нового ребенка.

А хочется ли Дереку ребенка? Другого ребенка? Марин знала, что как раз этого она не сможет. Четвертый раунд ЭКО использовал их последний жизнеспособный эмбрион, благодаря чему и родился Себастиан.

Женское соперничество — старое, как мир, клише, но она всегда гордилась тем, что стремилась поддерживать женщин. Что бы ни сделала Маккензи, Дерек все равно виноват в предательстве. Хотя и сама Марин причинила страдание своему мужу. Если Дерек смог простить ее за Себастиана — а он уже множество раз говорил, что простил, — то, конечно, и она сможет простить ему измену.

Таким образом, на роль злодейки в этой истории годилась только Маккензи. Ничего не вложив, она пытается забрать все. И это невыносимо.

— Еще кофе, милочка?

Хрипловатый голос застал Марин врасплох, и она невольно вздрогнула. Держа в руках кофейник и кувшин с водой, на нее с добродушной улыбкой смотрела официантка. Коралловая губная помада испачкала один из ее передних зубов, и Марин вдруг вспомнилась официантка из семейного ресторанчика, в который родители возили ее каждое воскресное утро после церкви. Ту официантку звали Мо, сокращенно от Морин. Однажды, еще во времена ее студенчества, она с родителями на День благодарения заехали в тот «Голден баскет». Марин попросила хозяйку посадить их за столик, обслуживаемый Мо, однако увидела, как вытянулось лицо дамы. Та сообщила о том, что прошел уже месяц с тех пор, как любимая официантка Марин перешла в мир иной.

— Я хотела сообщить тебе, — прошептала мать, когда они, вероятно, впервые за десять лет устроились за столиком в другом секторе.