Несколько месяцев назад в газетных новостях сообщили о теле ребенка, найденном в лесу рядом с расчлененными останками молодой женщины. Как выяснилось, она не являлась его матерью. Марин прочитала эту заметку на работе, но, добравшись до дома, сразу начала выпивать в ожидании телефонного звонка. Она не сомневалась, что из ФБР позвонят и подтвердят, что найден Себастиан. Слава богу, не позвонили. Но к тому времени, как личности покойных установили, Марин успела выпить целую бутылку мерло и уже рылась в туалетном столике мужа. Она нашла то, что искала — новую упаковку бритвенных лезвий, спрятанную под кучей старых салфеток, — и как раз собиралась вскрыть ее, когда Дерек вернулся домой.
Он вошел в ванную, как раз когда она запихивала упаковку обратно в ящик. Если и заметил, что она напилась, то не упомянул об этом; лишь спросил, в порядке ли она. Дерек видел те же новости. Его день тоже прошел трудно. Они поговорили несколько минут, разделив общий ужас перед новостями, и это ненадолго сблизило их после долгих месяцев отчуждения.
Тем вечером Дерек второй раз спас жизнь Марин. Он просто не знал этого.
Такова теперь ее жизнь. Она состояла из хороших моментов, ужасных моментов, а между ними было бесчувственное оцепенение.
…Когда через полчаса Марин вылезла из ванны, ее распаренная кожа порозовела, как у младенца. Завернувшись в купальный халат, она сделала тот самый страшный звонок, вместо которого предпочла бы исполнить любую другую тяжкую обязанность.
Облегченно вздохнула, услышав, как и ожидала, ответ голосовой почты. Она сомневалась, что у нее хватит душевных сил прямо сейчас разговаривать с Фрэнсис лично. И Марин оставила сообщение, попросив перезвонить ей, когда Фрэнсис захочет.
«Я люблю тебя, — добавила Марин в безмолвный приемник голосовой почты Фрэнсис. — Если тебе хоть что-то понадобится, звони мне в любое время дня и ночи. Сочувствую, Фрэнсис. Искренне сочувствую и скорблю вместе с тобой».
Она завершила звонок, впервые в жизни чувствуя себя совершенно беспомощной. Увы, сейчас Марин не могла предложить ничего, кроме поддержки. Никто не мог. Никому не дано понять тот уникальный и поминутно изменявшийся коктейль эмоций, что испытывала сейчас Фрэнсис. Никому неизвестно, что сейчас могло хоть как-то облегчить ее горе. Не существует инструкций, способных помочь справиться со столь жуткой потерей.
Марин бросила телефон на кровать. Бритвенные лезвия по-прежнему спрятаны под салфетками в шкафу. Она могла вернуться в ванну. Могла.
Но не захотела. Она знала и другие способы самоистязания.
Все еще в халате, Марин вытащила свой ноутбук из зарядного устройства и, устроившись на кровати, зашла на один давно не посещаемый сайт. Хотя не следовало бы. Она обещала доктору Чену, что не будет больше заходить туда. Ее могли посадить в тюрьму. Это тайная незаконная сеть, и по многим причинам требовалось пройти лабиринты маршрутизации и ввести множество паролей, прежде чем вам открывался доступ к
У Себастиана есть маленькое темно-розовое родимое пятнышко в форме полумесяца на внутренней стороне правого бедра. Через несколько месяцев после его исчезновения Марин стала одержима поисками в интернете. Она просматривала множество ужасных фотографий, ища хоть какие-то доказательства того, что ее сын мог быть одним из этих детей. Она так и не нашла его, но процесс поиска способствовал саморазрушению. Ни один человек не в силах без потерь смотреть на такие фотографии.
Эти сайты предназначены только для маньяков или монстров, но Марин испытывала необходимость в таких поисках. Она
Чем больше она смотрела, тем больше пила. Чем больше пила, тем больше глотала таблеток. Это продолжалось месяцами, вплоть до ее последней терапии, когда Марин наконец-то поведала о своих тайных поисках доктору Чену. Он круто отреагировал на ее признание в посещениях этой запрещенной сети.
— Если вы еще хоть когда-нибудь почувствуете, что вам необходимо заглянуть туда, то должны помедлить и спросить себя, что заставляет вас чувствовать такую потребность, — сказал психотерапевт, — и признать, что вашими действиями руководит тревога, внушая ложное чувство контроля над совершенно не подвластными вам обстоятельствами. Беспокойство может быть крайне убедительным. Но не верьте тому, на что оно подталкивает вас. Потому что, глядя на эти кадры, вы не избавитесь от тревоги. Это только сделает ее намного, намного сильнее. То, что вы делаете, — это акт самоистязания, и я крайне, крайне обеспокоен.