Маленькие и злые

Воздух загустел, потемнел, затрещали свечи. Шрамы на груди Анны зашевелились земляными червями. Видел Ястремский самым краешком глаз мельтешение теней вокруг, дрожь портьер; ожившие личины на обоях, обернувшиеся мерзкими харями; зашевелившиеся сюжеты — намек на движение, заполняющий грудь вязким ужасом; блеск изменчивой резьбы на мебелях.

Волосы на затылке тронул ледяной смрад.

Ястремский обернулся.

В дверях кособокой колодой стоял Стрешнев, глядя поверх ружейного ствола, а в глазах плясали красным дьявольские огоньки — отражения тлеющего фитиля.

— Поспешил, ты, господин гарнизонный начальник, — сказал Стрешнев. — Ох, поспешил… Как же можно, до венца-то?

Угадав выстрел, Алексашка кувыркнулся через постель.

Грохнуло, плюнуло искрами и дымом. Пуля тяжело ударила в бревна, а Ястремский уже выносил туловом раму окна, вываливаясь на галереи и далее, вниз. Вдарился оземь, как куль с говном, в коленках хрустнуло, подломились руки в локтях, в кровь расшиб лицо. Зато не где-нибудь — между лабазом и конюшней, там, где начал. Ночная сырость мигом напитала чулки водой, булькало в грудях мокротой, и кашель рвал сбитое дыхание, пальцы скребли дернину, а меж лопаток чесалось так, словно вот-вот войдет туда мятый свинцовый окатыш.

Нешто, и на тын поручик взлетел молодецки, словно падение вышибло не только дух, но и прожитые годы: ни службы, ни ран, ни перца с солью в волосах, а токмо охальные проказы да кража яблок в господском саду. Кинулся на призывное ржание, сорвал поводья вместе с ветками, тело привычно прянуло в седло. Наддал Ястремский, ловя стремена на ходу и припадая к холке, чтобы не смело случайной веткой, понесся по невидимой тропинке.

Скачет ночь перед глазами, сечет лунным светом, хлещет по щекам ветками. Заборы выпрыгивают из темноты, как разбойники с кистенями, комья грязи из-под копыт летят по сторонам шрапнелью. Давно сорвало шарф, камзол иссечен, словно в баталии, парик остался трофеем в еловых лапах на окраине работной слободы, и только песий лай гонится за Алексашкой неотступно.

Ах, если бы так…

Мечутся по сторонам тени, тянутся длинными стрелами — сбить с седла. Стон и скрип со всех сторон, темень, лунный свет пятнает торный путь в прорехи, а в спину дышит холодом, словно еще целится Стрешнев промеж лопаток. Всхрапнул жеребец, сбился с шага, косит на наездника блестящим глазом, и трензель рвет мягкие губы. Алексашка оглянулся.

Выпучились очи. Требуху скрутило в узел.

В зеленоватом лунном свете, в росчерках теней мечется по ветвям, словно нетопырь; цепляется длинными корявыми пальцами; мелькает белизной рубашки с расшитым воротом; встряхивает тонкими косицами; кривит алый рот с острыми зубами…

— Куда же ты, господин поручик?.. — несется Ястремскому вслед за яростным хохотом. — Обещался, а как к делу ближе — в кусты…

Потерял стремена Алексашка, лупит пятками в мокрые конские бока, а отвернуться не смеет. «Бум-бу-бум!» — бьет в виски тяжелая кровь. «Иа! Иа!» — вспарывают воздух распрямляющиеся ветки и хлещут плетьми, рассыпая хвою…

— Тебе б потерпеть самую малость, и на сотню лет твоей стала… А теперь — не взыщи… Не сносить тебе железных башмаков, не разгрызть железные хлеба… Будешь псом цепным, в вечном уродстве пребывать, кормясь с груди моей…

— Прочь, дьявол! — визжит Ястремский, роняя слюни и, наконец, отводя взгляд, чтобы тут же вылететь из седла, сбитым на всем скаку низкой веткой.

В холод и темноту…

Грязные воды

Дмитрий Костюкевич

— Цель поездки? — спросил пограничник.

— Работа волонтером. В Рэд-Баши.

Пограничник штампанул визу на два месяца, и я с багажом вкатился в крошечный зал аэропорта Белиз-сити.

Встречающих в красных футболках с надписью «Рэд-Баши» не наблюдалось. Неужели уехали без меня?

Перрон у выхода почти пустовал, на парковке стояло несколько такси, черные парни завтракали у полевой кухни. Я вернулся в здание, проигнорировал обменник — выяснил заранее, что везде принимают американские рублики, — сунулся с вещами по лестнице на второй этаж.

У входа в паб лежала гора чемоданов и сумок. Народ кушал за длинными коммунальными столами. Я стал расспрашивать про Рэд-Баши.

— А, это ты Шведов? — спросил парень в синей футболке.

— Он самый.

— А мы тебя ищем!

— В пабе?

— Тебе не написали?

— Написали искать красные футболки с эмблемой.

— С майками накладка вышла, — сказал встречающий. — Кидай вещи. Через два часа последний рейс с новичками, будем ждать.

Я устроился в уголке, взял кофе с бутербродом, слушал, наблюдал. Много молодежи, несколько старперов, как я.