Еще интереснее было пробивать культурную программу: звонить директору Екатерининского дворца в Царском Селе или начальнику отдела Государственного Эрмитажа с просьбой организовать экскурсии, а директору Малого оперного – с целью приобрести билеты оптом. Это сейчас они не подошли бы к телефону, а тогда упоминание в разговоре о стране-мечте и в особенности о ее валюте творило чудеса: все двери распахивались как по мановению волшебной палочки.
После недельных хлопот я был готов к принятию делегации, которая прибывала рано утром в субботу из Москвы под предводительством моей энергичной знакомой. Группа должна была самостоятельно устроиться в гостинице, а я – подъехать попозже и проводить их в кафе на обед. Готовность к принятию долгожданных баксов, таких таинственных и желанных, также была стопроцентной.
Досматривая очередной приятный сон о своей значимости, скором богатстве и новой шубе для жены, я блаженно почивал, когда душераздирающий звонок старого телефона порвал нирвану в клочья – звонила Катерина. «Мы приехали в отель, а поселить нас отказываются, так как нет брони!» – поздоровалась она. Представьте себе глупо улыбающегося, заспанного и совершенно растерянного человека, стоящего посреди комнаты в семейниках и с телефоном в руках. Не ведая, что делать, но и не будучи готовым малодушно слиться, я наскоро оделся, прикрывшись шикарным, как мне тогда казалось, кожаным плащом почти до пят, и, прыгнув в апельсиновый «запорожец»-мыльницу, затарахтел на выручку интуристам, будя спящий город.
Неожиданно возникшая критическая ситуация помогла раскрыть неприкосновенный резерв наглости, хранящийся где-то в самом далеком углу сознания. Громко и нахраписто наезжая на администратора, не узнавая сам себя, я все-таки разрулил эту ситуацию, распихал гостей по этажам и пошел дожидаться обещанного гонорара в свой «жопик». Вскоре появилась и Катерина, собравшая дань с экскурсантов и несущая обалденную пачку долларов, с трудом помещающуюся в руке. Какие шикарные перспективы замаячили на моем утлом небосводе! Я небрежно забросил протянутую пачку в свой дерматиновый дипломат и принялся обсуждать подробности программы и графика оптимистов, после чего оранжевой стрелой помчался в офис, умирая от любопытства, каким же несметным сокровищем наградила меня судьба. Дрожащими от волнения руками я достал честно заработанный капитал и увидел верхнюю купюру номиналом в один доллар. Вторая – доллар, третья – два доллара. Долистав все до конца, дважды пересчитав и не найдя ни одной бумажки больше пятерки, я понял, что все мои титанические организационные усилия, включая оплату некоторых экскурсий, новые друзья оценили в скромные триста долларов. Действительность никак не хотела соответствовать ожиданиям. Впоследствии оказалось, что американцы специально меняли все свои деньги на мелочь, поскольку направлялись в нищую страну, где за бакс можно было купить черта, но получить сдачу – никогда.
В расстроенных чувствах я побрел в обменник на Малую Морскую, где тут же создал гигантскую очередь своим собранным на паперти, как были все уверены, валютным запасом. Хорошо, не побили, хотя некоторые выказывали это желание совершенно недвусмысленно.
Между бесконечными визитами в музеи, театры и посещениями пригородов Петербурга по просьбе моих прижимистых гостей была организована встреча с преподавателями английского языка. Отбоя от желающих не было, я даже пожалел, что не напечатал входные билеты. В маленький актовый зал рядовой школы набилось сотни полторы дам разнообразного возраста, объединенных одним стремлением – зацепиться за малейшую возможность выехать на ПМЖ куда глаза глядят. В данном случае они глядели в Америку.
Перед горящеглазой аудиторией выступил сам президент Optimist Club с речью о том, сколько добрых дел еще не сделано на планете Земля, а надо бы. После чего, намекнув на возможность подучиться добру и оптимизму непосредственно в Штатах, предложил создать отделение своего клуба в Петербурге, выбрать президента и срочно вступить в члены. Что и было незамедлительно сделано прямо на этой встрече. Неожиданно для себя, даже не успев посопротивляться, я и стал президентом сотни питерских дам и переписал их по головам. Потом зарегистрировал общественную организацию и получил большую круглую печать.