Маленькие неожиданности

Прошло месяца три с момента облегчительного отъезда табора заокеанских гостей. Я уже начал забывать об этой странной компашке, как вдруг на мой адрес пришла огромная посылка с симпатичным фетровым флагом, украшенным эмблемой американского клуба, полусотней значков для рядовых членов, кипой проспектов и прочей пустопорожней макулатурой. Бесконечные шеренги сытых, довольных лиц, оснащенных рабочей улыбкой, смотрели на меня, как бы призывая на пустующее место в цветном каталоге профессионального оптимизма. Изучив содержимое, я понял, что в Америку никто никого звать не собирается, но зато требуют какие-то отчеты о работе в течение последних месяцев. Более того, в коробке лежала еще одна красочная бумажка с загадочным названием Invoice. Подтянутые на помощь знатоки английского объяснили: за все присланное и так бережно упакованное оптимисты требуют с меня каких-то жалких двести восемьдесят долларов. «Так вот откуда у них неиссякаемый источник этого оптимизма! Ну, это уже хамство!» – подумал я и, повесив изумительный флаг на офисной стенке, а значки раздав женщинам и детям, выкинул на помойку все остальное.

Ничего хоть сколь-нибудь стоящего мне больше уже не присылали, зато еще через пару месяцев пришел новый инвойс, содержащий все те же двести восемьдесят долларов и штраф за несвоевременную оплату – плюс сто сорок. Кроме того, в прилагающейся записке меня отчитали за жадность и напугали исключением из партии, тьфу, клуба. Тут наши однобокие отношения совершенно разладились, и за следующими счетами на почту я уже не ходил. Возможно, они так и поступают до сих пор и достигли небывалых сумм.

Вот так и вышло, что, потеряв только начавший зарождаться оптимизм и надолго расставшись с верой в бескорыстное добро, я одновременно получил пост президента Санкт-Петербургского клуба оптимистов, каковым до сих пор себя искренне считаю.

Михалыч

В начале девяностых Бутин и я создали хозрасчетное предприятие. Бутин, как инициатор, стал генеральным директором, а я, как реальный инженер, занял должность главного инженера. Собственно, больше никого и не было.

Такое положение вещей нас быстро перестало устраивать, ведь некем было руководить, а руководить хотелось. Вскоре Бутин привел уволенного с «Русского дизеля» мужика пенсионного возраста, одетого в костюм из пятидесятых, бывшую когда-то белой рубаху и коротенький ярко-алый галстук на резиночке. Подчеркивали торжество момента нагуталиненные зимние ботинки, хотя на дворе стояло лето. По этому портрету можно было многое рассказать о нелегкой жизни соискателя.

При первом же взгляде на физиономию Бориса Михалыча, как он отрекомендовался, чуть ли не щелкнув каблуками, создалось впечатление, что я его уже много раз видел. Разобравшись же в своих воспоминаниях, понял: знаю его по книгам, которые сейчас читаю своим дочерям, – это же вылитый Иван-дурак, только сильно подержанный, б/у, так сказать: те же белобрысые вихры, вздернутый нос и глуповатое, но себе на уме лицо. Было очевидно, что отнюдь не только форма, а и содержание роднили Михалыча с русским национальным героем.

Я выслушал убедительный рассказ коллеги о том, насколько нам нужен такой универсальный, как кухонный комбайн, и безотказный, как автомат Калашникова, человек, и согласился, что нам пригодятся: курьер, слесарь, сапожник, повар, сторож, уборщица, продавец на розницу и менеджер по особым поручениям. Таким образом, к двум руководителям добавилось еще восемь человек персонала (все – в лице Михалыча), готовых работать за еду. Единственное, что немного настораживало, так это необходимость держать под контролем спиртосодержащие жидкости. Все и любые! Как говорится, «…а если бы она была твердой, я бы ее грыз».

Шли недели, наш мультиинструменталист исправно работал: убирался в пятнадцатиметровом офисе, готовил обед, разгружал тяжелое, мыл, если испачкалось, подклеивал, если протерлось. Страховкой от нечаянной встречи Михалыча и спиртного было то, что его скромная зарплата целиком передавалась супруге. У «труффальдино» незамедлительно стала уменьшаться печень, прошли мигрени, но в то же время неизбывная тоска навеки поселилась в его глазах.

И тут, как на грех, у директора появился источник поставок дешевого спирта. Пить его самим было бы негуманно даже в те нелегкие времена, стало быть, оставалось разработать бизнес-схему для превращения спирта в водочный продукт и продажи полученного зелья в анклавах с повышенной концентрацией потребителей из соответствующей фокусной группы.

Здесь-то и пригодился обширный опыт Михалыча в указанной сфере. Он знал секреты правильного разбавления техспирта, методы скрытного размещения под одеждой до восьми бутылок одномоментно, а главное – у него была, как сейчас бы сказали, клиентская база: стоя утром и вечером у проходной своего бывшего завода, он мог бы продать братьям по разуму за раз не только восемь – все восемьдесят бутылок превосходного напитка эконом-класса.