Читаем Маленькие повести о великих художниках полностью

Совсем на другом конце города, на холме в просторной, но неуютной мастерской, сидит на табурете перед величественным полотном «Явление Христа народу» русский художник Александр Иванов. Вот так он каждую ночь часами сидит перед полотном и неподвижным взглядом смотрит прямо перед собой…

А на другом холме вечного города в просторном кабинете до потолка, заваленного книгами, за письменным столом сидит русский писатель Николай Гоголь. Две свечи освещают лишь лицо писателя, да пару страниц какой-то рукописи. Гоголь тоже застыл в неподвижной задумчивости…

На окраине города, в наспех снятой комнатенке, разложил на полу в беспорядке многочисленные рисунки и наброски русский художник Ваня Айвазовский. Сзади него на мольберте картина. Но какая именно, не видно. Картина еще не раскрыта, занавешена полотном. Ваня будет всю ночь перекладывать рисунки и наброски, так и эдак, выкладывая одному ему известную мозаику…

Странная атмосфера висит в воздухе ночью в Риме… Как минимум, полгорода спит, другая половина погружена в мучительные творческие поиски…

Лишь отдаленные крики раненых гладиаторов из Колизея, да рев диких животных могут потревожить покой вечного города…


Пират Айвазян объявился в Риме как снег на голову. Ваня случайно увидел в витрине одного сомнительного заведения картинку, сильно смахивающую на «пиратскую венеру». Приподнятое настроение его мигом улетучилось.


А на утро следующего дня в ванину комнату вошел Штернберг и непривычно тихим, голосом поведал.

Вчерашней ночью многочисленные жители Рима могли наблюдать разудалую компанию, которая шаталась по улицам древнего города и, в окружении невесть откуда взявшегося цыганского хора, с бубнами и плясками, не давала уснуть сразу нескольким кварталам.

— Эх-х! Ра-аз! Ды… еще pa-аз! Еще много… много ра-а-аз!!!

Разудалая компания горланила на улицах вечного города всю ночь. Вязалась к прохожим, переворачивала скамейки и урны.

Не желая травмировать лучшего друга, Вася Штернберг не уточнял, ка-ак! именно во главе этого сборища, с бутылкой рома в руке, отплясывал одноглазый пират Айвазян, собственной персоной. И ка-ак! буйное веселье переросло в потасовку с местными карабинерами. Друзья одновременно глубоко вздохнули и задумались.


Работа лучшее лекарство от всевозможных бед. Не сговариваясь, юные художники с головой окунулись в творчество. Ведь именно для того они и были направлены за границу. На казенный счет.


Выставку своих картин Ваня Айвазовский готовил с особым рвением и тщательностью. Безжалостно браковал негодные, (с его точки зрения!), работы и постоянно менял местами полотна на стенах, ища наиболее выгодное расположение. Вася Штернберг, помогавший другу, зверски устал, по сто раз на дню спускаться и влезать по шаткой скрипучей лестнице под самый потолок. Но не роптал.


Выставка морских пейзажей юного русского художника в Риме произвела эффект разорвавшейся бомбы. Темпераментные итальянцы размахивали руками, переходя от полотна к полотну и говорили, говорили, говорили… Никак не могли взять в толк, откуда у этого юноши из далекой северной страны такое тонкое ощущение морской стихии? Как ему удается столь ярко и красочно запечатлевать ИХ пейзажи? И вообще… откуда это знание загадочной итальянской души?

Уже на следующее утро Ваня Айвазовский проснулся знаменитым. О нем писали в газетах. Местные поэты посвящали ему стихи. Многочисленные поклонницы одолевали с требованиями автографов.

Вершиной успеха стало приглашение в Ватикан. Сам Папа римский Григорий 16-тый решил приобрести одно из его полотен для своей картинной галереи.

Мгновенный и оглушительный успех вскружил юному художнику голову. Ваня Айвазовский порхал в облаках… Начал путать дни недели, людей и события. Даже трезвый Штернберг не мог вернуть лучшего друга в исходное состояние.


Отрезвление пришло внезапно. В один из дней Ваня должен был явиться Ватикан на прием к самому Папе римскому. Получить из его рук почетный диплом признанного живописца.

Каково же было потрясение юного художника, когда накануне вечером Вася Штернберг положил перед ним на стол кипу газет, в которых черным по белому, на чистейшем итальянском языке… (услужливые газетчики снабдили каждый экземпляр подстрочным переводом!), было написано! Вручение почетного диплома в Ватикане уже состоялось! Вчера!!!

Из газет следовало… Вчера после полудня в резиденции Папы римского Григория случилось скандальное событие…

На все лады римские газетчики описывали возмутительное, бестактное поведение самозваного представителя интересов русского художника. В воздухе запахло международным скандалом.

Нарушая все мыслимые правила приличия, одноглазый пират, даже не дослушав выступление Папы римского, выхватил из его рук почетный диплом и, небрежно сунув его себе под мышку, заявил:

— Э-э… да-арагой! С этим ясно. Садись, давай… поговорим!

Пират уселся первым, закинул здоровую ногу на деревянную и жестом (!) пригласил Папу римского присесть рядом.

Папа римский застыл в неподвижности. Пират продолжал:

— Скажи… монах! Что есть истина?

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное