Разумеется, Николенька продемонстрировал лишь малую толику из своего арсенала. Но это сразу почувствовали все.
Впоследствии, Николенька с незаурядным актерским мастерством сыграл в ученическом спектакле возрастную роль. И не только возрастную. Но и женскую. Николенька с блеском исполнил г-жу Простакову из комедии Фонвизина «Недоросль».
— Тебе надобно на сцену. Непременно на сцену, — категорически настаивал ближайший друг Саша Данилевский, с которым в гимназии они особенно сблизились.
Даже извечный соперник, Нестор Кукольник, учившийся классом ниже, не скрывал своего восторга.
— Из тебя выйдет Михаил Щепкин.
Пролетят годы. Нестор Кукольник станет известным писателем. Не менее известным станет и Николай Гоголь, а пока…
— На сцену тебе надобно.
— Из тебя выйдет Щепкин.
Гимнастика, холодный душ по утрам и вообще, весь суровый распорядок гимназического воспитания Николеньке очень на пользу. За год-два он заметно вырос и окреп. Нос стал еще длиннее,/зловредная оса! Чтоб тебя!/. А самое главное, его насмешливый нрав обрел новые, просто угрожающие краски.
Соученики, «однокорытники», как они с гордостью именовали друг друга, старались особенно не приближаться к нему.
Беспощадного, язвительного языка опасались даже наставники. Прозвища он раздавал направо и налево. С неуемной щедростью. И они закреплялись за человеком надолго. Если не навсегда.
Конечно, Николенька фантастически много читал.
Карманы его тужурки постоянно набиты листками из великих поэтов. Ломоносов, Державин, Пушкин…
Зная хозяйственность и бережливость в отношении к книгам, «однокорытники» избрали его Главным Хранителем сообща выписываемой литературы. И Николенька тут же завел в читальне какие-то просто деспотические порядки. Стоило любому из «однокорытников» возникнуть на пороге, как он, сдвинув брови, грозно рычал:
— Руки-и-и!!!
«Однокорытники» послушно вытягивали вперед руки и растопыривали пальцы. Внимательно осмотрев каждый палец в отдельности, каждого, отдельно взятого «однокорытника», Николенька довольно хмуро кивал. Те, с некоторым испугом шли к столу и послушно надевали на каждый палец специальные бумажные колпачки. Во, как!
И горе было тому, у кого хоть что-то обнаруживалось под ногтями. Даже заусенцев тиран-Николенька не терпел.
Короче, в читальне! Не шуметь! Углы страниц не загибать! Слов никаких не подчеркивать! Колпачки на пальцах не слюнявить!
Нарушители беспощадно изгонялись. Навеки!
Самого же Николеньку «однокорытники» не раз заставали прямо за столом, уснувшим и забаррикадированным стопками книг. А уж под подушку на его кровати можно было и не заглядывать. Там всегда лежала книга.
Разумеется, юный Николенька и сам много сочинял. Из его творений того периода вполне можно было составить приличное собрание сочинений. Если б не «подлая бацилла».
С упорством, достойным лучшего применения, юный Гоголь отправлял свои произведения в огонь. Достаточно любому из друзей высказать самое ничтожное замечание, рукопись летит в печку.
В огонь! В огонь!! В огонь!!!
Громоподобная трагедия «Разбойники», эпохальная поэма «Россия под игом татар», повесть «Братья Твердиславичи». Всего и не перечислить. Ни один из шедевров не сохранился.
Особенно стоит пожалеть о большом сатирическом сочинении. «Нечто о Нежине, или дуракам закон не писан». А ведь как бы порадовались любители словесности.
Так, нет! Беспощадный огонь сожрал и это, явно незаурядное произведение. А еще говорят, «рукописи не горят». Еще как горят! Полыхают ярким пламенем. Зла не хватает на этих писателей.
Словом, сочинительство теперь основное занятие. Изредка Николенька отвлекался, конечно. Не без этого. Учился,/зачем-то?!/, играть на скрипке, оформлял как декоратор ученические спектакли, caм играл разнообразные роли… Но главное… конечно, чтение. И сочинительство.
Повзрослел Николенька внезапно, буквально в один день. Из Васильевки пришла скорбная весть. Скончался отец, Гоголь Василий Афанасьевич. И мгновенно весь мир померк. Стал каким-то тусклым и уныло-безразличным. Будто ушла из него, вместе с отцом, огромная радость, веселье и смех.
С того дня «однокорытники», не сговариваясь, стали называть его по-взрослому — Николай. Без прозвищ.
Николай чудовищно тяжело переживал потерю отца. «Хотел даже посягнуть на жизнь свою», — написал он матери. Но, слава Богу, не отнес письма на почту. По уже сложившейся традиции, отправил письмо в огонь.
Он теперь единственный мужчина в семье. Все сестры младше. И юный Гоголь обрушивает на голову бедной матери, едва пришедшей в себя от горя,/ежедневно!/ поток угрожающих писем. Каждое до отказа напичкано практическими советами. Как следует перестроить дом в Васильевке. Как и что, в какие сроки стоит сеять. Как завести черепичный завод. Где отыскать нужную для того глину. Продыхнуть не дает бедной матери.
С тем же знанием дела, Николай дает наставления матери по поводу воспитания сестер. По пунктам. Добропорядочная девушка должна… Далее следует множество установок и правил, перечислять которые нет смысла. Они известны всем. Думается, и матери.