– И мне тоже жаль; да и Бесс сегодня тоже переживала, хотя в принципе не очень любит мальчиков, если только они не образцы безупречного воспитания. Она рисует голову Дана и еще не совсем закончила. Я раньше не видела, чтобы она так уходила в работу, а получилось действительно очень хорошо. Он ведь такой яркий, рослый – я как его вижу, сразу вспоминаю Умирающего гладиатора или еще какую античную статую. А, вот и Бесс!
– Милочка, как ты сегодня изумительно выглядишь! – проговорила Дейзи, взмахнув рукой: подошла принцесса под ручку с дедушкой.
– Вот уж не думала, что из него толк выйдет. Помнишь, мы его когда-то называли «скверным мальчишкой» и думали, что он станет пиратом или еще чем-нибудь ужасным, потому что он так злобно на нас смотрел и иногда употреблял плохие слова? А теперь он красивее всех остальных мальчиков, так занимательно рассказывает истории, строит интересные планы. Мне он очень нравится; такой взрослый, сильный, независимый. Надоели мне эти маменькины сынки и книжные черви, – в обычной своей решительной манере высказалась Нан.
– Ну уж не красивее Ната! – вскричала верная Дейзи, сличив два лица: одно – на удивление жизнерадостное, другое – с налетом сентиментальной печали даже сейчас, во время поглощения кекса. – Дан мне очень нравится, и я рада, что все у него хорошо. При этом он меня утомляет, и я до сих пор его побаиваюсь. Спокойные люди мне больше по душе.
– Жизнь – борьба, и мне нравятся стойкие борцы. Мальчики вообще слишком беспечны, не понимают, как все серьезно и что такое упорный труд. Посмотри на этого нелепого Тома – транжирит время попусту и выставляет себя на посмешище только потому, что ему не дают желаемого, – так младенцы ревут, требуя луну. А меня этот вздор выводит из себя, – заявила Нан, посмотрев на бодрого Томаса, который исподтишка запихивал миндальное печенье Эмилю в туфли и вообще пытался всеми силами скрасить свое изгнание.
– Другую девушку тронула бы такая преданность. Мне она кажется очень романтичной, – возразила Дейзи, скрывшись за своим веером, ибо совсем рядом сидели и другие девушки.
– Ты – сентиментальная гусыня, не тебе судить. Вот Нат, когда вернется, будет, в отличие от него, настоящим мужчиной. Хорошо было бы и Тому с ним поехать. Я вот как считаю: если мы, девушки, имеем влияние на кого-то из молодых людей, влияние это нужно использовать им на благо, а не баловать их, превращая себя в рабынь, а их – в тиранов. Пусть докажут, на что способны и кем могут стать, а уж потом просят чего-то от нас, давая нам возможность что-то доказать тоже. Вот тогда мы поймем, что из себя представляем, и не наделаем ошибок, о которых потом будем сожалеть до конца жизни.
– Полностью с тобой согласна! – воскликнула Элис Хит, которая была Нан очень по душе и уже выбрала себе профессиональное поприще, как и положено сильной и здравомыслящей девушке. – Просто дайте нам возможность и потерпите, пока мы себя не проявим. От нас ожидается, что мы умом не уступим мужчинам, но им на протяжении многих веков оказывали всю мыслимую помощь, а у нас не было почти ничего. Предоставьте нам равные возможности – посмотрим, к чему это приведет через несколько поколений. Я – за справедливость, а ее почти не существует.
– Все издаешь боевой клич свободы? – поинтересовался Деми, перевесившись через перила. – Поднять знамя! А я постою рядом и, если понадобится, подам руку помощи. Впрочем, если в этот фургон впряглись вы вдвоем с Нан, помощь уже не понадобится.
– Ты для меня великое утешение, Деми, и в любом затруднении я только к тебе и буду обращаться, потому как ты честный парень и никогда не забываешь о том, сколь многим обязан маме, сестре и тетушкам, – продолжила Нан. – Мне по душе мужчины, способные рассуждать честно и признавать, что никакие они не боги. Да и с чего нам считать их богами, если эти неземные создания постоянно совершают нелепые ошибки? Видели бы вы их в болезни, как я, – сразу бы все про них поняли.
– Лежачего не бьют; будь милосердна и делай так, чтобы мы относились к тебе с еще большим доверием и благоговением! – взмолился из-за перекладин Деми.
– Мы будем к вам добры, если вы будете к нам справедливы. Даже не щедры, а попросту справедливы. Прошлой зимой я ходила на дебаты по поводу избирательного права в законодательное собрание; много я в своей жизни наслушалась беспомощного и пошлого щебета, но этот был и вовсе ни в какие ворота; и эти мужчины представляют наши интересы! Мне было стыдно за них, их жен и матерей. Я хочу, чтобы мои интересы представлял умный мужчина, а не идиот – раз уж мне не позволено делать это самой.
– Нан оседлала любимого конька. Сейчас нам всем достанется! – воскликнул Том, раскрывая зонтик, дабы заслонить свою несчастную голову; дело в том, что Нан говорила громко и убежденно, а в этот момент ее возмущенный взгляд случайно упал на него.
– Давай продолжай! Я все записываю, обильно снабжая ремаркой «бурные аплодисменты», – добавил Деми, демонстрируя карандаш и блокнот – чистый Дженкинс.