Дан тем временем тоже считал недели до августа, когда его освободят. Вот только его не ждали ни праздничная музыка, ни свадебные колокола; друзья не поприветствуют его по выходе из тюрьмы; будущее не сулит ничего радужного, а веселого возвращения в родной дом не предвидится. И все же Дан преуспел куда больше, чем Нат, хотя знали о том лишь Господь и один очень хороший человек. Дан выиграл нелегкую битву, и вступать в подобную вновь ему больше не пришлось: дело в том, что, хотя враги и продолжали атаковать его изнутри и снаружи, он обрел путеводную книжицу, которую всякий христианин хранит у себя на груди, и три добрые сестры – Любовь, Покаяние и Молитва – подарили ему доспехи, оберегавшие от вреда. Дан пока еще не научился их носить, они его стесняли, но он понимал, насколько они ценны, – благодаря верному другу, который был с ним рядом весь этот нелегкий год.
Недалек был тот день, когда Дан вновь обретет свободу: истомленный и израненный в сражении, он снова окажется среди людей, на свежем воздухе, под благодатным солнцем. Когда Дан думал об этом, ему казалось, что ждать он не в состоянии, что нужно раздвинуть тесные стены тюремной камеры и взлететь в воздух, подобно личинкам ручейника, за которыми он когда-то наблюдал на берегу речки: они сбрасывают жесткие коконы, карабкаются по стеблю папоротника и взмывают в небо. Ночь за ночью он раздумывал перед сном, как сдержит данное обещание, повидается с Мэри Мейсон, а потом отправится прямиком к своим старым друзьям-индейцам – лесная чаща скроет его позор и залечит раны. Он будет трудиться, чтобы спасти множество жизней, и тем самым искупит грех одного смертоубийства, – так он думал; а еще он считал, что прежняя вольная жизнь удержит его от искушений, которых так много в городах.
– А когда-нибудь, когда все наладится и мне уже не будет за себя так стыдно, я вернусь домой, – произнес он, и нетерпеливое сердце громко застучало: Дану так хотелось в родные края, что сдержать его было не легче, чем необъезженного коня в прерии. – Но не сейчас. Сперва нужно покончить со всем этим. Они увидят, учуют, почувствуют на мне тюрьму, а я не смогу, глядя им в глаза, утаить правду. Я не могу утратить любовь Теда, доверие матушки Баэр и уважение девочек – ведь хотя бы мою силу они уважают. А теперь и прикоснуться ко мне не захотят.
Бедняга Дан содрогнулся, взглянув на смуглую руку, которую невольно сжал в кулак, и вспомнив, что натворил с тех пор, как некая белая ладошка легла ему в эту руку с таким безграничным доверием.
– У них еще появится повод мною гордиться, и никто никогда не узнает про этот проклятый год. Есть у меня силы стереть его из памяти, и я сотру – да поможет мне Бог!
И он воздел сжатую ладонь ввысь, будто бы принося торжественную клятву, что сумеет изъять из своей жизни этот позорный этап, – если решимость и раскаяние способны творить чудеса.
Глава шестнадцатая. На теннисном корте
В Пламфилде с большим уважением относились к спортивным занятиям, и по речушке, где старая плоскодонка когда-то двигалась по течению, нагруженная маленькими мальчиками, а вокруг звенели голоса маленьких девочек, пытавшихся нарвать лилий, теперь скользили всевозможные лодки, от изящного ялика до опрятной шлюпки, украшенные подушками, навесами и трепещущими вымпелами. Греблей занимались все, не только юноши: девушки устраивали соревнования и развивали мускулы по самой что ни на есть научной методе. Большая ровная лужайка рядом со старой ивой превратилась в стадион колледжа, здесь бушевали бейсбольные битвы, их разнообразили футбол, прыжки и прочие виды спорта, подходящие для того, чтобы вывихивать пальцы, ломать ребра и тянуть спины при слишком большом усердии. Барышни предавались своим более изысканным упражнениям на безопасном расстоянии от этого Марсова поля: стук крокетных шаров раздавался из-под вязов, окаймлявших поле; на нескольких теннисных кортах энергично поднимались и опускались ракетки, рядом имелись воротца разной высоты, где юные дамы могли упражняться в грациозных прыжках, которые каждой девушке необходимо освоить на случай, если какой-нибудь рассвирепевший бык – его постоянно ждут, а он все не появляется – погонится за ней по пятам.
Один из теннисных кортов прозвали «кортом Джо», и на нем царила эта юная дама: она очень любила теннис, а поскольку поставила себе задачу развить все свои задатки до совершенства, то оказывалась здесь в любую свободную минуту, вместе с очередной несчастной жертвой. Однажды, погожим субботним днем, она играла с Бесс – и выигрывала: дело в том, что, хотя принцесса и была грациознее своей кузины, особым проворством она не отличалась и розы свои возделывала менее энергичными способами.
– Ах ты ж господи! Ты совсем выдохлась, а мальчишки все ушли на этот дурацкий бейсбольный матч. Что же мне делать? – вздохнула Джози, сдвигая на затылок большую красную шляпу и грустно оглядываясь в поисках новых миров, которые надлежит завоевать.