Стоило тетушке Марч задремать или увлечься разговором с кем-нибудь из гостей, как Джо поспешно убегала в укромный уголок, забиралась с ногами в уютное кресло и со страстью завзятого книгочея с головой погружалась в мир поэзии, любовного, исторического или приключенческого романа, снабженного занимательными картинками. Но, как всегда бывает, счастье оказывалось недолгим. Стоило Джо добраться до кульминации романа, наиболее захватывающей строфы поэмы или самого опасного приключения героя-путешественника, как раздавался пронзительный голос: «Джо-зе-фи-на! Джо-зе-фи-на!» – и ей приходилось покидать свое райское прибежище, для того чтобы мотать пряжу, купать пуделя или часами читать вслух очерки Белшема[12]
.А ведь в глубине души Джо мечтала о великих свершениях. Какими они будут, она еще не знала, но решила положиться на судьбу, а пока ее главное несчастье заключалось в том, что она не могла читать, бегать и ездить верхом столько, сколько ей хотелось. Вспыльчивый нрав, острый язычок и неугомонная натура постоянно втягивали ее в неприятности. Жизнь Джо состояла из взлетов и падений, которые были одновременно комичными и жалкими. Но практика, которую девушка получала у тетушки Марч, была именно тем, в чем Джо нуждалась, а мысль о том, что она сама зарабатывает себе на хлеб, согревала ей душу, несмотря на неизменные раздражающие вопли тетушки: «Джо-зе-фи-на!»
Бет оказалась чересчур застенчивой и робкой, чтобы ходить в школу. Попытка была предпринята, но вскоре от этой затеи пришлось отказаться – девочка очень страдала и потому в дальнейшем занималась дома с отцом. Даже после того, как он уехал, а мать отдавала все силы, работая в Обществе помощи фронту, Бет продолжала учиться самостоятельно. Она была хозяйственным, домашним маленьким созданием. Бет помогала Ханне поддерживать в доме уют и порядок и никогда не требовала для себя иной награды, кроме любви. Она не проводила долгие спокойные дни в одиночестве и праздном безделье, потому что ее маленький мирок был полон воображаемых друзей и подруг, да и по натуре Бет была неутомимой труженицей. У нее по-прежнему оставалось шесть кукол, которых нужно было каждое утро умыть и одеть – ведь она была совсем еще ребенком и любила свои игрушки ничуть не меньше, чем раньше. Среди них не было ни одной целой и красивой куклы, все они побывали в роли изгоев, пока Бет не забрала их себе: когда ее сестры вырастали, их любимицы переходили к ней, ведь Эми терпеть не могла старых уродливых вещей. Именно поэтому Бет любила немощные игрушки еще сильнее и устраивала для них лазарет. Ни одна иголка ни разу не воткнулась в их тряпичные тела; они не знали ни грубых слов, ни болезненных шлепков; сердце даже самой отталкивающей из них никогда не страдало от небрежения – напротив, все куклы были аккуратно одеты и накормлены, обихожены и обласканы с неиссякаемой любовью и заботой. Одна особенно пострадавшая игрушка некогда принадлежала Джо, а потом то, что от нее осталось после бурной, полной лишений жизни, угодило в мешок для обрезков – своеобразный дом призрения, откуда ее и спасла Бет, взяв к себе. Поскольку волос у куклы не было, девочка повязала на голову бедняжке аккуратный маленький чепец, а отсутствие рук и ног скрыла, завернув инвалида в одеяло и выделив ему лучшую из кроваток. Знай кто-нибудь о том, сколько любви и ласки выпадало теперь на долю этой куклы, он был бы тронут до глубины души, пусть даже и посмеялся бы при этом. Бет приносила страдалице цветы, читала ей вслух, спрятав за пазухой, брала с собой подышать свежим воздухом, пела колыбельные, а перед тем как лечь спать, никогда не забывала поцеловать ее в чумазое личико и нежно прошептать: «Спокойной ночи, моя бедняжка».
Впрочем, у Бет, как и у остальных, имелись свои печали и горести. Будучи не ангелом, а самой обычной маленькой девочкой, она частенько «проливала слезки», как выражалась Джо, потому что не могла брать уроки музыки и играть на настоящем рояле. Бет так сильно любила музыку, так усердно учила ноты и так терпеливо упражнялась на старом расстроенном инструменте, что окружающим казалось, будто кто-то (не будем показывать пальцем на тетушку Марч) непременно должен оказать девочке содействие. Увы, никто не спешил Бет на помощь; никто не видел, как она, оставшись одна, вытирает слезы с пожелтевших клавиш, упорно не желавших издавать мелодичные звуки. За работой девочка напевала, словно маленький соловей, никогда не жаловалась на усталость матери и сестрам и каждый день с надеждой говорила себе:
– Если я буду стараться, то когда-нибудь обязательно научусь играть на настоящем рояле.
В мире много таких, как Бет, застенчивых, скромных, тихонько сидящих в уголке до тех пор, пока в них не возникнет надобность, и столь самозабвенно живущих ради других, что никто не замечает их самопожертвования, пока маленький сверчок на жердочке не перестанет стрекотать и очаровательное солнечное существо не угаснет, оставив после себя тишину и мрак.