Маленькие женщины

Если бы кто-нибудь спросил у Эми, что доставляет ей наибольшее беспокойство, она бы, не задумываясь, ответила: «Мой нос». Когда она была совсем маленькой, Джо нечаянно уронила ее в ведерко для угля, и Эми утверждала, что при падении ее нос получил необратимые повреждения. Нет, он не был большим и красным, а всего лишь приплюснутым, и даже самое тщательное пощипывание не могло придать ему аристократическую форму. Никто не обращал на это внимания, за исключением самой Эми, и при этом ее нос очень старался вырасти, однако девочка страдала из-за отсутствия греческого профиля и изрисовывала носами подходящей формы целые страницы.

У «маленького Рафаэля», как ласково называли ее сестры, обнаружился настоящий талант к живописи; ничто не доставляло Эми большей радости, чем возможность рисовать цветы, изображать фей или сопровождать рассказы необыкновенными иллюстрациями. Учителя жаловались, что, вместо того чтобы решать арифметические задачи, Эми покрывала свою грифельную доску изображениями животных; на пустых страницах ее атласа появлялись копии карт, а нелепые карикатуры выпадали из ее книжек в самые неподходящие моменты. Впрочем, на уроках она старалась как могла и благодаря безупречному поведению умудрялась избежать выговоров и замечаний. Эми была любимицей одноклассников, поскольку обладала ровным характером и умела нравиться, не прилагая к этому особых усилий. Ее излишняя манерность вызывала лишь восхищение, как и разнообразные таланты: Эми не только умела рисовать, но и играла гаммы, вязала крючком и даже читала по-французски, неправильно произнося при этом не более двух третей слов. У нее была привычка с грустью заявлять: «Когда папа был богат, мы делали то-то и то-то», – что выглядело очень трогательно, и одноклассницы считали используемые ею заумные словечки «безукоризненно элегантными».

В некотором роде Эми можно было назвать избалованным ребенком, поскольку все так и норовили ее приласкать, и ее тщеславие и эгоизм готовы были расцвести пышным цветом. Впрочем, на этом пути было одно препятствие, причем весьма существенное – Эми приходилось донашивать платья кузины Флоренс. А учитывая то, что у матери Флоренс начисто отсутствовал вкус, Эми чувствовала себя глубоко несчастной, надевая красную шляпку вместо голубой, а также решительно не идущие ей платья и аляповатые фартуки, которые были слишком велики. Нет, все это было хорошего качества, добротного покроя и почти совсем новое, но тонкий художественный вкус Эми был оскорблен, особенно нынешней зимой, когда ей досталось темно-фиолетовое платье в желтую крапинку без оборок.

– Единственное, что меня утешает, – со слезами на глазах призналась она Мег, – это то, что в наказание за непослушание мама не подшивает подол моего платья, как это делает мать Марии Паркс. Бог ты мой, временами Мария ведет себя так плохо, что платье едва достает ей до колен и она не может ходить в школу. Когда я смотрю на такую дегредеацию, мне кажется, что я готова смириться даже со своим приплюснутым носом и фиолетовым платьем с желтыми кометами.

Мег была доверенным лицом и советчицей Эми, а Джо, в соответствии с законом, по которому притягиваются противоположности, стала наставницей тихони Бет. Только Джо Бет поверяла свои сокровенные мысли и чаяния, и именно она исподволь, неосознанно оказывала на свою старшую бесшабашную сестру большее влияние, чем кто-либо другой из членов их семьи. Да, две старшие девочки тоже были очень дружны, но каждая из них взяла себе под крылышко младшую и по-своему приглядывала за ней, «играя в дочки-матери», как они выражались; маленькие женщины обратили материнский инстинкт на своих сестренок, заменивших им кукол.

– Ну, что у нас интересного? Для меня, например, нынешний день выдался настолько унылым, что я до смерти хочу услышать что-нибудь забавное, – сказала Мег, когда они вечером уселись за шитье.

– Сегодня случилась странная история с теткой. Вы только послушайте, – начала Джо, очень любившая рассказывать всякие небылицы. – Я читала ей этого бесконечного Белшема, монотонно, заунывно, как делаю всегда; обычно тетя вскоре засыпает, и тогда я хватаю какой-нибудь интересный роман и жадно читаю его до тех пор, пока она не проснется. Но сегодня я сама едва не уснула, прежде чем тетушка успела задремать. Я так сильно зевнула, что она спросила меня, почему я раскрыла рот так широко, неужели собираюсь проглотить всю книгу целиком. «А что, было бы неплохо покончить с ней раз и навсегда», – ответила я, стараясь не слишком уж ехидничать.