Маленькие женщины. Хорошие жены

– Вы когда-нибудь видели такое логово, моя дорогая? Зайдите-ка и помогите мне расставить по своим местам эти книги, потому что я перевернула тут всё вверх дном, пытаясь выяснить, что он сделал с шестью новыми носовыми платками, которые я недавно ему дала.

Я вошла и, пока мы убирались, огляделась, потому что это, без сомнения, было «логово» холостяка. Повсюду были разбросаны книги и бумаги, на каминной полке лежали старая, давно забытая флейта и сломанная пенковая трубка, на одном подоконнике щебетала ободранная птица без хвоста, а на другом красовалась коробка с белыми мышами. Среди рукописей лежали незаконченные кораблики и обрывки шнурков. Грязные маленькие ботиночки сушились перед камином, и по всей комнате виднелись следы, оставленные горячо любимыми профессором мальчиками, рабом которых он стал. После тщательного обыска были найдены три пропавших платка: один на птичьей клетке, другой – весь в чернильных пятнах, а третий обгорелый – он явно использовался в качестве прихватки.

– Что за человек! – добродушно рассмеялась миссис К., складывая то, что осталось от платков, в мешок для обрезков. – Я полагаю, остальные платки порваны, чтобы снарядить кораблики, перевязать порезанные пальцы или сделать хвосты воздушным змеям. Это ужасно, но я не могу его ругать за это. Он такой рассеянный и добрый, что позволяет этим мальчишкам из себя верёвки вить. Я согласилась стирать и зашивать его вещи, но он забывает мне их отдавать, а я забываю их проверять, так что иногда он выглядит совсем неопрятно.

– Позвольте мне починить его вещи, – попросила я. – Мне несложно, и ему незачем об этом знать. Я бы с удовольствием ему помогла, он так добр ко мне, приносит мою почту и одалживает свои книги.

Итак, я привела в порядок его вещи и связала пятки к двум парам его носков, потому что они потеряли форму из-за его странной штопки. Никто ему ничего не сказал, и я надеялась, что он и не узнает, но однажды на прошлой неделе он застал меня за этим занятием. Мне так интересно и забавно слушать уроки, которые он дает детям, что я полюбила учиться, потому что Тина вбегает и выбегает, оставляя дверь в гостиную открытой, и я слышу, что происходит за ней. Я сидела возле этой двери, заканчивала последний носок и пыталась понять, что он сказал своей новой ученице, которая так же глупа, как и я. Девушка ушла, и я подумала, что он тоже ушёл, было так тихо, и я деловито бормотала какой-то глагол и раскачивалась взад и вперёд самым нелепым образом, когда чей-то радостный возглас заставил меня поднять глаза, и я увидела мистера Баэра, который смотрел на меня и тихо смеялся, делая знаки Тине, чтобы она не выдавала его.

– Итак! – сказал он, когда я остановилась и уставилась на него как дурочка. – Вы подглядываете за мной, а я подглядываю за вами, и это неплохо, но, видите ли, я серьёзно спрашиваю: «Хотите учить немецкий?»

– Да, но вы слишком заняты. А я слишком глупа, чтобы учиться, – выпалила я, покраснев, как пион.

– Фуй! Мы найдем время, и нам удастся найти способности. Фечером я с великой радостью преподам вам небольшой урок, потому что, послушайте сюда, мис Марш, я должен вернуть вам долг. – И он указал на моё шитьё. – Да, – скажут они друг другу, эти такие добрые дамы, – он глупый старик, он не заметит, что мы делаем, он никогда не заметит, что пятки его носков больше не дырявые, он подумает, что его пуговицы вырастают заново сами, когда отрываются, и поверит, что шнурки сами себя зашивают. Ах! Но у меня есть глаза, и я многое вижу. У меня есть сердце, и я чувствую благодарность за это. Ну же, небольшой урок время от времени, или больше ни одна добрая фея не будет работать на меня и моих ребят.

Конечно, я ничего не могла сказать на это, и так как это была великолепная возможность, я пошла на его условия, и мы начали занятия. Я взяла четыре урока, а потом крепко увязла в грамматическом болоте. Профессор был очень терпелив со мной, но для него это, должно быть, было мучением, и время от времени он смотрел на меня с таким выражением тихого отчаяния, что я не знала, смеяться мне или плакать. Я попробовала делать и то, и другое, но когда дело дошло до шмыганья носом от стыда и горя, он просто бросил учебник грамматики на пол и вышел из комнаты. Я почувствовала себя опозоренной и покинутой навсегда, хотя ни капельки не обвиняла его, но не успела я собрать свои бумаги, собираясь броситься наверх и хорошенько себя встряхнуть, как он вернулся, такой бодрый и сияющий, как будто я уже покрыла себя славой.

– Теперь мы попробуем по-другому. Мы с вами вместе прочтём эти милые маленькие Märchen[107] и больше не будем копаться в этой скучной книге, которая будет стоять в углу за то, что безобразничала тут с нами.