А подумать им было о чем. После нападений на миссию и на Гам Фариш ни о чем другом и думать не мог. Раньше, до того как он себе голову повредил, Фариш умел ловко решать проблемы определенного толка – бытовые, технические задачки. Вот и теперь в нем будто проснулась прежняя цепкость, сметливость, пока они с Дэнни оглядывали заброшенную эстакаду – место преступления: разрисованный ящик из-под динамита, в котором сидела кобра, игрушечную красную тележку и цепочки детских следов, которые разбегались туда-сюда по цементной пыли.
– Если это она устроила, – сказал Фариш, – то засранке не жить. Он молча, уперев руки в бедра, разглядывал следы в пыли.
– Ты о чем думаешь? – спросил его Дэнни.
– Думаю, как ребенок сумел притащить сюда тяжелый ящик.
– На тележке.
– Из миссии да по лестнице? Нет, вряд ли, – Фариш покусал нижнюю губу. – Да и потом, если это она змею украла, зачем к нам потом стучаться, чтоб мы ее запомнили?
Дэнни пожал плечами:
– Детишки, – он закурил, пустил дым через нос, защелкнул зажигалку. – Они ж тупые.
– Тупой такое не провернул бы. Тут надо и время подгадать, и не зассать.
– Может, повезло просто.
– Как знать, – сказал Фариш.
Он скрестил руки на груди – в этой своей форменной одежде выглядел он очень по-военному – и вдруг как-то так глянул на Дэнни, что Дэнни напрягся.
– Ты-то Гам зла не желаешь, а? – спросил он.
Дэнни заморгал.
– Нет! – у него от ужаса чуть язык не отнялся. – Господи Иисусе!
– Она старая.
– Да знаю я, – Дэнни с заметным раздражением откинул челку с глаз.
– Я все думаю, кто еще мог знать, что тогда она за рулем будет, а не ты?
– И что? – спросил Дэнни, растерянно помолчав. Солнце отражалось от раскаленного асфальта, било прямо ему в глаза, и он уже плохо понимал, что происходит. – Какая разница? Она сказала, не хочу мол, лезть в грузовик, только и всего. Я говорил тебе. Да ты сам ее спроси.
– Или мне.
– Чего?
– Или мне, – повторил Фариш. Он запыхтел – частые мокротные выдохи. – Мне ты зла не желаешь, ведь правда?
– Нет, – ответил Дэнни, выдержав долгую напряженную паузу, стараясь говорить как можно безразличнее.
Он, конечно, побоялся сказать: “Да пошел ты в жопу!”, хоть и очень хотелось. Под наркотой он не меньше Фариша вкалывал, и в лаборатории работал, и на побегушках у Фариша был – черт, да еще возить его всюду приходилось, а Фариш что, платил ему половину, как равному? Хрен там, он ему вообще не платил, так, подкинет иногда десятку или двадцатку. Оно, конечно, правда – одно время так жить было в сто раз круче, чем таскаться на постоянную работу. Он столько времени разбазарил, пока торчал в бильярдной, возил туда-сюда Фариша, слушал музыку, зажигал ночами – отрыв, веселуха, наркоты выше крыши. Но с каждым разом рассветы становились все тошнее, все гаже, а в последнее время от них и вовсе делалось жутко. Устал он от этой жизни, и торчать он устал тоже, и если б Фариш заплатил Дэнни все, что он ему должен, почему б тогда и не уехать куда-нибудь, где его никто не знает (в этом городишке с фамилией Рэтлифф делать нечего), не устроиться для разнообразия на нормальную работу? Но нет. С чего бы Фаришу платить Дэнни? Его-то бесплатный раб полностью устраивает.
Фариш резко сказал:
– Отыщи девчонку. Это твоя задача номер один. Я хочу, чтоб ты ее нашел, чтоб вытряс из нее все, что она знает. Как угодно, хоть шею ей сверни, мне насрать.
– Конечно, она ведь уже была в колониальном Вильямсбурге[32]
, какое ей дело, посмотрю я его или нет, – Аделаида, надувшись, отвернулась к окну.Эди сжала губы, сделала глубокий вдох. Она уже притомилась от езды, потому что пришлось везти Гарриет в лагерь, потому что Либби два раза возвращалась, чтобы проверить, все ли она дома выключила, потому что Аделаида в последний момент решила захватить какое-то платье и им пришлось ждать в машине, пока она его выгладит, потому что Тэт вспомнила, что забыла часы в ванной на раковине, когда они полгорода проехали, потому что из-за этакой неорганизованности, которая и святого в гроб вгонит, они отправились в путь часа на два позже, чем следовало бы, а теперь они еще из города выехать не успели, и нате вам – Аделаида требует, чтобы они заехали в другой штат.
– Ой, мы столько всего посмотрим, что нам будет не до Вирджинии, – сказала свеженькая, нарумяненная Тэт, от которой пахло лавандовым мылом, “АкваНетом”[33]
и туалетной водой Souvenez-vous?[34] – она рылась в своей крошечной желтой сумочке, искала ингалятор от астмы. – Хотя, жаль, конечно… Мы ведь все равно будем проезжать мимо.Аделаида принялась обмахиваться журналом “Проселки Миссисипи”, который она захватила почитать в дорогу.
– Если тебе там душно, – сказала Эди, – может, опустишь окно хоть немного?
– Не хочу, чтобы волосы растрепались. Я их только что уложила.
– Слушай, – Тэт потянулась к окну, – если его открыть на во-от такую щелочку…
– Не надо! Перестань! Это ручка двери!
– Нет, Аделаида, вот ручка двери. А эта открывает окно.
– Не надо ничего. Мне и так хорошо.
Эди сказала:
– Я бы на твоем месте, Адди, не о волосах бы переживала. Вам там скоро станет очень жарко.