– Ты уж поспокойнее как-нибудь играй, – Честер пристально глядел на нее сквозь облачко дыма. – А куда это ты все глядишь пугливо? Проводить тебя до дому?
– Нет, – ответила Гарриет, но когда Честер рассмеялся, до нее дошло, что, говоря это, она кивала головой – да, мол, да.
Честер положил руку ей на плечо.
– Голова твоя бедовая, – он произнес это весело, но вид у него был встревоженный. – Мы вот как сделаем. Я домой пойду мимо твоего дома. Погоди минутку, я сейчас ополоснусь под колонкой и уж тебя провожу.
– Черные грузовики, – вдруг сказал Фариш, когда они выехали на шоссе и свернули в сторону дома. Он был здорово заряжен и дышал, как астматик, с громкими присвистами. – В жизни не видал столько черных грузовиков.
Дэнни что-то неразборчиво хмыкнул в ответ, провел рукой по лицу. Его до сих пор потряхивало, все мышцы дрожали. Что б они сделали с девчонкой, если б поймали?
– Черт, – сказал он, – а ведь кто-нибудь мог и копов вызвать.
С ним теперь это все чаще и чаще случалось – и вот, опять накатило чувство, как будто он очнулся посреди выполнения какого-то идиотского трюка под куполом цирка. С ума они сошли, что ли? Днем гнались за ребенком, да еще по жилому кварталу? В Миссисипи за похищение детей – смертная казнь.
– Бред какой-то, – сказал он.
Но Фариш взволнованно тыкал пальцем в окно, его огромные массивные перстни (на мизинце – колечко в виде игральной кости) причудливо поблескивали в лучах закатного солнца.
– Вон, – говорил он. – И вон еще.
– Что? – спрашивал Дэнни. – Что там?
Повсюду машины, свет с хлопковых полей льется такой яркий, будто от воды отражается.
– Черные грузовики.
– Где?
Машины проносились мимо так быстро, что ему все казалось, будто он то ли забыл что-то, то ли потерял что-то очень нужное.
– Гляди, гляди, гляди!
– Этот грузовик – зеленый.
– Нет, не зеленый – вон еще! – торжествующе воскликнул Фариш. – Смотри, еще один!
У Дэнни колотилось сердце, башку сдавливало, ему хотелось огрызнуться – ну и хер ли с того, но он побоялся взбесить Фариша и потому промолчал. Прыгать через заборы, носиться по чистеньким дворикам, где стоят грили для барбекю – до чего же нелепо. От такой дикости у него голова шла кругом. Вот она, точка, после которой нужно прийти в себя, проспаться, сказать себе стоп, развернуть тачку, изменить жизнь – круто и навсегда, но вот в это Дэнни как раз всегда слабо верил.
– Смотри, – Фариш с размаху шлепнул рукой по приборной доске – Дэнни чуть из штанов не выскочил. – А вот тот и ты заметил, я же вижу. Мобилизуются грузовики-то. Готовятся к наступлению.
Везде свет, так много света. Черные точки, мельтешение. Он перестал понимать, что такое машина.
– Мне нужно остановиться, – сказал Дэнни.
– Чего? – спросил Фариш.
– Я не умею водить.
Говорил он теперь визгливо, истерично, мимо со свистом проносились машины, разноцветными сгустками энергии, многолюдными снами.
Они остановились на парковке возле “Белой кухни”, Дэнни уткнулся лбом в руль и старался дышать поглубже, а Фариш, изо всех сил молотя кулаком по раскрытой ладони, объяснял ему, что слабеешь-то не от мета, слабеешь от того, что ничего не ешь. Вот Фариш поэтому-то и не тощает. Хочет он есть, не хочет он есть, а питается он регулярно.
– Но ты, ты прямо как Гам, – говорил он, ощупывая бицепс Дэнни. – Ты про еду забываешь. Поэтому и худой, как соломинка.
Дэнни уставился на приборную доску. Выхлопные газы, тошнота. Не очень-то весело было думать о том, что у них с Гам есть хоть что-то общее, но ведь и правда – он такой же смуглый и скуластый, такой же худощавый и угловатый, из всех внуков он один на нее и похож. Раньше это ему в голову не приходило.
– Ну-ка, – сказал Фариш, приподняв зад, проворно вытащив бумажник – рад помочь, рад научить. – Я знаю, что тебе нужно. Кока-колы да горячий сэндвич с ветчиной. Сразу полегчает.
Он задергал ручку двери, кое-как выбрался наружу (бодро покачиваясь на затекших ногах, будто старый морской волк) и пошел в кафе за кока-колой и горячим сэндвичем с ветчиной.
Дэнни остался сидеть в тишине. В нагретой машине было некуда деться от духовитого, крепкого запаха Фариша. Меньше всего Дэнни сейчас хотелось жевать горячий сэндвич с ветчиной, но придется, видать, съесть через силу. Перед глазами у него так и стояла девчонка, мельтешила черным отсветом, самолетной дорожкой – темноголовое пятно, движущаяся цель. Но вот чего он никак не мог забыть, так это лица старой дамы, которая стояла на крыльце. Когда он проезжал мимо того дома (мимо ее дома?), казалось, будто вокруг все замедлилось, старуха скользнула по нему невидящим взглядом (а глаза у нее властные, полные света), и на Дэнни так и нахлынуло, так и свело живот от узнавания. Потому что он знал эту старуху – знал хорошо, но помнил плохо, будто давно позабытый сон.