Маленький городок в Германии

Рыдания снова помешали ей говорить. Справившись с ними, она продолжила:

– Я была просто счастлива. Мне ведь так хотелось поговорить с ним снова. И он ждал меня. Я знала, он ждал, хотя сделал вид, что встретились мы случайно. И я сказала ему: «Лео…» – хотя никогда не обращалась к нему просто по имени прежде: Лео. И мы стояли, разговаривая в коридоре. «Какой поистине чудесный сюрприз, – не уставал повторять он. – Возможно, мы могли бы поужинать вместе?» Мне пришлось напомнить ему: он, вероятно, забыл, что я на дежурстве. Но это нисколько не смутило его. «Жаль, – сказал он только. – Тогда, может, завтра? Или в выходные?» Он позвонит мне в субботу утром, как мне такой вариант? «Это было бы прекрасно, – ответила я. – Идея хорошая». «Мы могли бы сначала отправиться на прогулку, – предложил он. – До самого футбольного поля». Я была в восторге. Между тем я все еще держала в руке пачку телеграмм, и пришлось сказать: «Извини, но мне надо доделать работу, чтобы потом отнести все на стол Артуру Медоузу». Он предложил сделать это вместо меня, но я отказалась. Справлюсь сама, ничего особенного. И я повернулась, чтобы уйти… Понимаете, я хотела уйти первой, чтобы это не выглядело так, будто он меня покидает. Я уже удалялась, когда он произнес: «Да, между прочим, Дженни, задержись на секунду…» Это было сказано в свойственной ему небрежной манере. «У нас случилось забавное происшествие. Внизу собрался хор, но нам никто не может открыть дверь конференц-зала. Ее заперли, а ключа нигде не видно. Вот мы и подумали, что, быть может, он есть у тебя». Мне это показалось несколько странным. Прежде всего, зачем кому-то понадобилось запирать дверь конференц-зала? Но я сказала: «Хорошо, я скоро спущусь и открою замок. Только сначала разложу телеграммы для дальнейшего распределения». Он прекрасно знал, что у меня есть такой ключ, вот что я хочу подчеркнуть. Ведь у дежурного под рукой ключи от всех помещений в здании посольства. «Тебе не стоит отвлекаться и спускаться самой, – сказал он. – Просто дай ключ мне. Я все сделаю сам. Это не отнимет и пары минут». Я колебалась, и он не мог не заметить моих сомнений.

Она закрыла глаза.

– Он выглядел таким маленьким, – внезапно громко произнесла она. – Его очень легко было бы обидеть. А я уже обвиняла его в просмотре своих писем. Я полюбила его… Клянусь, я никого не любила прежде… – Постепенно ее рыдания унялись.

– Значит, вы отдали ему ключи? Всю связку? Ключ от референтуры, от комнаты-сейфа…

– Ключи от всех столов и металлических коробок для хранения документов. От парадной и задней дверей посольства. Как и ключ, с помощью которого отключалась сигнализация в канцелярии и в референтуре.

– А ключ от лифта?

– Лифт в то время еще вообще не закрывался. Даже решетки не было. Ее установили только в следующие выходные.

– Как долго связка находилась у него в руках?

– Пять минут. Или даже меньше. Это же очень мало, верно? – Теперь она ухватила его за руку, заглядывая в глаза. – Скажите мне, что очень мало.

– Чтобы сделать слепок? Он мог успеть снять пятьдесят слепков, если хорошо знал, что именно ему требуется.

– Но ему понадобился бы воск, пластилин или что-то подобное. Я спрашивала. Читала специальную литературу.

– У него все было заготовлено в кабинете, – почти равнодушно заметил Тернер. – Он же базировался на первом этаже. Но не стоит пока так переживать, – добавил он уже мягче. – Он мог действительно всего лишь впустить в здание хор. Не позволяйте воображению заводить вас слишком далеко.

Дженни теперь совсем не плакала. И голос стал более ровным. Она произнесла с оттенком обреченности, решительно делая признание:

– В тот вечер хор не собирался на репетицию. Они репетируют по пятницам. А дело было в четверг.

– Вы это выясняли, верно? Поинтересовались у охранника канцелярии?

– Я сама знала об этом! Знала, отдавая ключи! Пыталась себе внушить, будто мне ничего не известно, однако напрасно. Но мне пришлось довериться ему! Это был акт самопожертвования. Неужели вы не видите очевидного? Символ самопожертвования, который равнозначен символу любви. Но разве мужчина способен понять такое?

– А после принесенной ради него жертвы, – сказал Тернер, поднимаясь с коленей, – вы ему оказались больше не нужны.

– Но разве не все мужчины поступают так же?

– Он позвонил вам в субботу?

– Вы же догадались, что не позвонил. – Она снова уткнулась лицом в сгиб локтя.

Тернер закрыл блокнот.

– Вы меня слушаете?

– Да.

– Он никогда не упоминал при вас имени другой женщины? Некой Маргарет Эйкман? Он был с ней помолвлен. И она тоже знала Гарри Прашко.

– Нет.

– Не говорил о каких-либо других женщинах?

– Нет.

– Разговаривал с вами о политике?

– Нет.

– Давал ли он вам когда-нибудь основания считать, что в значительной степени придерживался левых взглядов?

– Нет.

– Вы замечали его в компании подозрительного вида типов?

– Нет.

– Он заводил речь о своем детстве? О своем дяде? О дяде, который жил в Хампстеде? О воспитавшем его коммунисте?

– Нет.

– О дяде Отто?

– Нет.

– О Прашко он упоминал? Упоминал или нет? Прашко. Вы слушаете меня?