Дождевики поднимали свои круглыя надутыя головки на четырехгранныхъ ножкахъ. Отъ времени до времени изъ отверстія круглой головки вылетало темное облачко, повидимому, очень тонкой пыли. Тамъ, гдѣ эта пыль падаетъ на сырую почву, тамъ появляются, переплетаясь между собой въ черной землѣ, нити, а въ слѣдующемъ году выростаютъ сотни новыхъ дождевиковъ.
— Какое чудное существованіе, — говорилъ одинъ другому. — Пускать пыль — вотъ цѣль жизни! Какое счастье имѣть возможность пылить все время, пока живешь!
И съ благоговѣніемъ къ своему дѣлу стали они пускать пыльныя облака въ воздухъ.
— Правы они, Виндекиндъ?
— Отчего же нѣтъ? Что же можетъ быть для нихъ важнѣе? Ихъ счастье, что они не желаютъ большаго, такъ какъ не умѣютъ ничего другого.
Когда спустилась ночь, и тѣни отъ деревьевъ расползлись въ равномѣрной темнотѣ, таинственная жизнь лѣса не прекратилась. Вѣточки трещали и хрустѣли, сухіе листики шуршали тутъ и тамъ между травой и низкимъ кустарникомъ.
Іоганнесъ чувствовалъ едва слышные удары легкихъ крыльевъ и сознавалъ присутствіе невидимыхъ существъ. Онъ различалъ уже шопотъ голосовъ и подпрыгиваніе маленькихъ ножекъ. Вотъ, тамъ, въ темной глубинѣ кустарника, только-что показался маленькій синій огонекъ и исчезъ. Еще одинъ, и еще... Чу!.. Онъ сталъ внимательно прислушиваться и услышалъ шуршаніе въ листкахъ совсѣмъ около себя, у темнаго пенька. Синіе огоньки побѣжали по пеньку и остановились у верхушки. Теперь уже Іоганнесъ видѣлъ вездѣ огоньки; они мерцали между темной листвой, мелькали по землѣ, и огромная свѣтящаяся масса сіяла издали синимъ пламенемъ.
— Что это за огонь? — спросилъ Іоганнесъ: — онъ горитъ великолѣпно.
— Это гнилой пень, — сказалъ Виндекиндъ.
Они подошли къ тихому ясному огоньку.
— Теперь я тебя представлю Вистику[3]
. Онъ — самый старый и самый умный между гномами.Когда Іоганнесъ подошелъ ближе, онъ увидѣлъ его сидящимъ у собственнаго огонька. Ясно можно было различить при голубомъ свѣтѣ морщинистое лицо съ сѣдою бородою; онъ громко читалъ, сдвинувъ брови. На головѣ его былъ надѣтъ колпачокъ отъ жолудя съ маленькимъ перомъ; передъ нимъ сидѣлъ паукъ-крестовикъ и слушалъ его.
Когда оба приблизились, гномъ посмотрѣлъ, не поднимая головы изъ-за своей книжечки, и приподнялъ брови. Паукъ тотчасъ же убѣжалъ.
— Здравствуйте! — сказалъ гномъ; — я — Вистикъ, а кто вы оба?
— Меня зовутъ Іоганнесомъ. Мнѣ очень хочется съ тобою познакомиться. Что это ты читаешь?
— Это не для тебя, — сказалъ Вистикъ — это только для пауковъ-крестовиковъ.
— Все-таки покажи мнѣ, Вистикъ! — попросилъ Іоганнесъ.
— Нѣтъ, этого я не могу сдѣлать: это — священная книга пауковъ, которую я взялъ на сохраненіе и не долженъ ни въ какомъ случаѣ передавать въ чужія руки. У меня есть также священныя письмена жуковъ, бабочекъ, ежей, кротовъ и всего, что здѣсь живетъ. Они не всѣ умѣютъ читать, и когда они хотятъ что-нибудь узнать, я имъ читаю. Для меня это большая честь; это — почетная должность, понимаешь ты?
Человѣчекъ нѣсколько разъ покивалъ головой и поднялъ указательный палецъ кверху.
— Чѣмъ ты былъ теперь занятъ?
— Исторіей одного паука, Критцельфлинка, знаменитаго героя крестовиковъ, жившаго давно и имѣвшаго паутину, протянутую надъ тремя деревьями, въ которой онъ въ одинъ прекрасный день поймалъ тысячу-двѣсти мухъ. До этого героя пауки не плели паутинъ и питались травой и падалью; этотъ же паукъ обладалъ свѣтлой головой и доказалъ, что и живыя существа созданы для пищи пауковъ. Въ то, же время онъ нашелъ способъ дѣлать искусныя сѣти, благодаря сложнымъ вычисленіямъ, такъ какъ онъ былъ большой математикъ; крестовики вѣдь плетутъ свои сѣти обыкновенно паутинку за паутинкой, именно такъ, какъ онъ училъ, только въ гораздо меньшихъ размѣрахъ, потому что и родъ пауковъ очень выродился. А этотъ герой ловилъ большихъ птицъ въ свою паутину и убивалъ тысячи своихъ собственныхъ дѣтей — это былъ великій паукъ. Но въ концѣ концовъ сильная буря снесла героя вмѣстѣ съ его сѣтью и тремя деревьями, въ которымъ она была прикрѣплена, въ отдаленные лѣса, гдѣ его память вѣчно будутъ чтить за огромную способность въ убійству.
— И это все правда? — спросилъ Іоганнесъ.
— Въ этой книжечкѣ все это сказано, — сказалъ Вистикъ.
— Вѣришь ты этому?
Маленькій гномъ мигнулъ однимъ глазомъ и притронулся указательнымъ пальцемъ до носа.
— Въ священныхъ книгахъ другихъ животныхъ, въ которыхъ говорится объ этомъ героѣ, онъ представленъ страшнымъ и презрѣннымъ чудовищемъ. Но я не придаю этому значенія.
— А есть также книжечка гномовъ, Вистикъ?
Вистикъ нѣсколько недовѣрчиво посмотрѣлъ на Іоганнеса.
— Въ сущности что ты за существо такое, Іоганнесъ? Въ тебѣ есть нѣчто, — нѣчто человѣческое, хотѣлъ бы я сказать.
— Нѣтъ, нѣтъ, успокойся, Вистикъ, — сказалъ Виндекиндъ, — мы эльфы. Іоганнесъ прежде жилъ много среди людей. Но все-таки ему ты можешь вѣрить. Это тебѣ не повредить.