Маленький Йоханнес

– Мне знакома эта книга. Это книга, в которую верят люди. Но в ней изложено далеко не все, в противном случае люди давно бы жили в мире и согласии. А этого не происходит. Я имею в виду другую книгу. Книгу, после прочтения которой у человека не останется никаких сомнений в разумности миропорядка и которая предельно ясно объясняет, почему мир устроен именно так, а не иначе.

– Что он несет? Где он набрался подобной чуши?

– Кто тебя этому научил, дружок?

– Боюсь, что ты читал вредные книги, мальчик! И теперь их пересказываешь!

Щеки Йоханнеса пылали, в голове помутилось, комната завертелась колесом, а гигантские цветы с ковра уродливо повисли в воздухе. Где же тот мышонок, навестивший его в школе? Он был бы сейчас как нельзя кстати.

– Я ничего не пересказываю, а тот, кто меня всему научил, гораздо достойнее всех вас, вместе взятых. Я говорю на языке цветов и зверей, я их друг. Но я знаю и людей, знаю, как они живут. Мне известны секреты фей и гномов, потому что они меня любят – по-настоящему, не то что люди.

Мышонок! Мышонок!

Со всех сторон до Йоханнеса доносились едкие смешки и уничижительные возгласы. В ушах звенело.

– Он наверняка начитался сказок Андерсена.

– У него с головой не все в порядке.

– Если ты такой поклонник Андерсена, то должен перенять у него и его почтение к Богу и Слову Божьему.

«Бог!» – это слово я знаю, и Йоханнес вспомнил об уроке, который однажды преподал ему Вьюнок.

– Я не испытываю благоговения перед Богом. Бог – это большая керосиновая лампа, из-за нее тысячи людей сбиваются с пути или гибнут.

Больше никто не смеялся. В комнате воцарилась жуткая тишина, накаленная отвращением и страхом. Колючие, негодующие взгляды вонзились в спину Йоханнеса. Точно так, как во сне прошлой ночью.

Мужчина в черном поднялся с места и больно схватил Йоханнеса за руку, едва не поколебав его мужества.

– Послушай, мальчик, я не знаю, то ли ты безмерно глуп, то ли до крайности развращен, но безбожия я здесь не потерплю. Убирайся и не показывайся мне на глаза. Я наведу о тебе справки, но чтобы в этом доме ноги твоей больше не было. Понял?

Свирепые лица окружили Йоханнеса плотным кольцом. Так же, как во сне.

Йоханнес потерянно огляделся:

– Робинетта! Где Робинетта?!

– Как бы не так! Портить моего ребенка! Не смей с ней даже заговаривать!

– Нет! Пустите меня к ней! Я не хочу ее потерять! Робинетта! – зарыдал Йоханнес.

Но Робинетта сидела в углу, сжавшись в комочек, и не поднимала глаз.

– Пошевеливайся, парень! Ты что, оглох? И только попробуй переступить порог этого дома!

Кто-то опять больно схватил его и поволок по гулкому коридору; стеклянная дверь захлопнулась – и Йоханнес оказался на улице, под темными низкими облаками.

Он больше не плакал и шел куда глаза глядят, удаляясь от дома. Горестные морщины на лбу стали еще глубже.

С липовой изгороди за ним следила малиновка. Йоханнес остановился и ответил ей вопросительным взглядом. На этот раз в щелках вороватых глаз птицы он не заметил привычного доверия. Он попытался было подойти к ней поближе, но расторопная птичка тут же унеслась восвояси.

– Прочь, прочь! Человек! – чирикали воробьи, разлетаясь с садовой дорожки в разные стороны.

Цветы не смеялись, но смотрели серьезно и равнодушно, будто он был обычным прохожим.

Йоханнес не улавливал этих знаков, мучимый лишь обидой, нанесенной ему людьми, словно в душу к нему залезли тяжелой ледяной рукой. «Им все равно придется мне поверить, – думал он. – Я заберу свой ключик и покажу им его».

– Йоханнес! Йоханнес! – пропищал тонкий голосок. В птичьем гнезде на падубе сидел Если-бы-я-знал. – Куда направляешься?

– Это ты во всем виноват, – сказал Йоханнес. – Оставь меня в покое.

– Кто надоумил тебя заговорить о книге с людьми? Они ведь не в силах тебя понять. Зачем ты с ними откровенничал? Не слишком благоразумно с твоей стороны.

– Они насмеялись надо мной! Мне больно! Гнусные существа.

– Нет, Йоханнес, ты их любишь.

– Нет! Нет!

– Если бы ты их не любил, ты бы так не страдал, оттого что они не похожи на тебя. Тебе было бы безразлично их поведение. Не стоит принимать близко к сердцу их слова.

– Я покажу им свой ключик.

– Этого делать не следует – они все равно тебе не поверят. Не вижу смысла!

– Мне нужно заполучить ключик, зарытый под кустом шиповника. Ты знаешь, где этот куст?

– Тот, что недалеко от пруда? Да, знаю.

– Проводи меня туда, пожалуйста!

Если-бы-я-знал забрался на плечо Йоханнеса и взял на себя роль штурмана. Они шли весь день, продираясь сквозь ветер и ливень. К вечеру облака угомонились, выстроившись в длинные серые и золотые шеренги.

По прибытии в родные места Йоханнесу стало так тяжко на душе, что он не мог не вспомнить о Вьюнке и запричитал:

– Вьюнок! Вьюнок!

А вот и кроличья нора и дюна, на склоне которой он когда-то спал. Но серый олений мох, мягкий и влажный, теперь не хрустел под ногами. Розы отцвели. Сотни желтых цветов ночной примулы с их дурманящим ароматом открыли свои чашечки. Над ними возвышались стебли коровяка с толстыми войлочными листьями. Йоханнес пытался отыскать мелкие рыжеватые листья шиповника.