Маленький клоун с оранжевым носом

— Мне нужно задать тебе несколько вопросов, — быстро сказал я, пока Шауль не отключил связь. — Это займет десять минут. В промежутке между заседанием и приемом.

— Но я же тебе сказал, что вчера вечером, находился… Можно подумать, что я уже обвинил его в убийстве!

— Это касается кибуца Шкуфим.

Бардана запнулся на полуслове, и опять последовала долгая пауза. Я слышал, как кто-то, стоявший неподалеку от Шауля, кричал кому-то: «Перестань! Перестань, говорю тебе! У тебя ослиная голова!» Я был уверен, что упоминание кибуца заставит Шауля иначе отнестись к моему предложению.

— Хорошо, — сказал он сухо. — Не знаю, зачем тебе это надо, но давай поговорим. В четверть пятого будь у восточных ворот автомобильной стоянки кнессета. Для разговора у нас будет ровно десять минут. Всего хорошего, будь здоров.

Коротко и ясно.

Что я смогу узнать за десять минут? Совершенно очевидно, что одиннадцатой минуты у меня не будет. Значит, вопросы следует продумать заранее, а сейчас (я посмотрел на часы: 11.21) нужно заехать к Гринбергам, убедиться, что там не происходит ни каких эксцессов, потом где-нибудь перекусить и отправиться в кофейню «Апропо» на встречу с Ингой.

Ира, наконец, ответила на звонок (я уже подъезжал к их дому) и сказала:

— У Анны Наумовны был сердечный приступ, но все обошлось. Ты… Тебе удалось что-нибудь узнать?

— Да так… — сказал я уклончиво. — Тебе что-нибудь нужно? Я имею в виду — из продуктов. Я еду сейчас к вам — ненадолго, — могу по дороге заскочить в супер…

— Ничего не нужно, — устало сказала Ира. — Господи, Мотя, о чем ты говоришь? Что мне вообще теперь нужно?

Судя по голосу, она хотела сказать что-то еще. Или мне показалось?

— Звонил этот… Учитель?

— Что он спрашивал? — спросил я.

— Ничего. Сказал, что едет в Абу-Кабир, и если я хочу иметь медицинское свидетельство немедленно, то могу тоже…

Интересно, у следователя есть жена и дети? Что за садистское предложение? В тюрьме Абу- Кабир располагался институт судебной экспертизы и производились вскрытия. Или, может,

Учитель воображал, что, оказавшись в столь неприятном месте, Ира «расколется» и расскажет, как ударила мужа ножом?

— Но ты же не согласилась!

— Нет, — сказала Ира. — Наверно, надо было поехать. Но я не смогла. Анна Наумовна… И Игоря я не могу оставить…

— Тебе точно ничего не нужно?

— Точно, Мотя. Спасибо. Занимайся своими делами.

Своих дел у меня сегодня не было, но подготовиться к разговору с Ингой не помешало бы. И продумать вопросы для Шауля.

— Хорошо, — сказала. — Если что, звони…

«Апропо» — приятное местечко. Кофе здесь очень хороший и самый разный, а еще у них очень вкусная выпечка, и столики (совсем немного, десять или двенадцать, я не считал) отделены друг от друга перегородками, так что можно уединиться — или сделать вид, что уединился, потому что перегородки низкие, и все равно прекрасно слышно, о чем говорят соседи.

Об этом я и сказал Инге, когда мы заняли крайний столик у окна и заказали по чашечке черного.

— Не надо повышать голос, — сказала она, — и никто тебя не услышит. Даже я.

Это была ее обычная присказка — о том, что говорю я слишком тихо, и для того, чтобы меня расслышать, нужно надевать слуховой аппарат. До какой-то степени она, возможно, была права, но ни с кем, кроме Инги, у меня такой проблемы не возникало — даже следователь Учитель ни разу за время разговора (допроса?) не наклонился ко мне, не приставил ладонь к уху и не спросил: «А громче нельзя ли?».

— Хорошо, — сказал я, — не буду повышать. Ты слышала, что вчера вечером убили Алика?

Если сообщение и произвело на Ингу какое-то впечатление, внешне это никак не проявилось: она смотрела на меня все таким же изучающим взглядом, будто хотела понять, что изменилось во мне за те месяцы, что мы не виделись. В ней самой изменилось многое: во-первых, она сменила прическу, и вместо падавшей на плечи волны русых волос носила теперь на голове нечто вроде торта, а во-вторых, в ее походке (я обратил на это внимание, пока она шла к столику) появилась усталость, будто у человека, недавно вернувшегося из тяжелого похода и желавшего лишь одного — сесть, прислониться к чему-нибудь, закрыть глаза и ни о чем не думать.

— Да? — равнодушно сказала Инга, глядя не на меня, а на что-то, происходившее на улице за окном у меня за спиной. — Кто? Почему?

— Похоже, — заметил я, — тебя это совсем не взволновало.

— Меня? — удивилась Инга. — Знаешь, Мотя, если бы это произошло полгода назад, я бы жутко обрадовалась, такое у меня тогда было настроение, что я могла бы сама… А потом перегорело. Настолько, что сейчас мне все равно. Так почему его убили? Ограбление? Другой причины я просто не могу себе представить.

— Да? — Теперь настала моя очередь удивляться. — Ты же сама сказала, что готова была… Значит, могут быть и другие причины, кроме ограбления.

Инга посмотрела наконец мне в глаза, нахмурилась, но ответить не успела: официантка принесла кофе, улыбнулась, спросила, нужно ли что-нибудь еще, и перешла к соседнему столику.