Маленький клоун с оранжевым носом

— Нет, — с сожалением сказал Игорь. — Когда захочу — нет. А когда случается… Могу не захотеть.

Понятно, — сказал я, хотя многого, конечно, не понял, но с ужасом подумал, что если вчера все произошло так, как я сейчас себе представил… Не дай бог, если Игорь догадается о том, что сделал. Через десять или двадцать лет, когда воспоминания об отце останутся лишь светом давно погасшей свечи, тогда, может быть. Хотя и тогда — трудно сказать, как может подействовать это знание на человека восприимчивого, с тонкой психической организацией…

— Ты не боишься, когда это случается? Почему я задал этот вопрос?

— Нет, — покачал головой Игорь и посмотрел на меня со странным выражением. — А ты?

Я растерялся. Я? Почему я? Я — человек своего мира, как миллиарды прочих людей. Мне никогда не доводилось даже мимолетного взгляда бросить на что-нибудь, происходившее в иной ветви. Впрочем, я не стал бы — если бы разговаривал сейчас с Аликом — утверждать это категорически. Время от времени мы обсуждали, конечно, и такие возможности: каждый человек, в том числе не имеющий ни малейшего представления ни о ветвящемся мироздании, ни даже о том, что во Вселенной, кроме Луны и Солнца, существуют еще великие множества миров, каждый в какие-то моменты жизни соприкасается с иной реальностью: это может быть книга, появившаяся на полке, хотя вы точно знаете, что ее туда не ставили, это может быть блокнот, вчера лежавший на тумбочке у кровати, а утром бесследно исчезнувший, это может быть старый знакомый, чье лицо мелькнуло в толпе — вы знаете, что его нет в живых, вы точно это знаете, потому что сами были на похоронах, но сейчас в толпе увидели именно его, в этом у вас не возникает никаких сомнений; а сколько раз в вашей жизни случалось то, что называют дежа-вю, вам кажется, что вы здесь уже были, вы это уже видели и можете сказать, что находится за той перегородкой, хотя так же точно знаете, что никогда на самом деле там не были, вы идете и смотрите, и все оказывается именно так, как подсказала вам фантазия… или все-таки память?

Об этих спонтанных склейках реальностей мы с Аликом говорили много, не представляя, что можно извлечь из разрозненных, мелких, мало что значащих событий для создания теории Многомирия, разветвленного мироздания, в котором мы жили, живем и всегда будем жить, даже если…

Даже если смерть придет за нашим постаревшим телом. Или застанет нас в молодости и расцвете сил.

Даже если.

«Мы существуем в огромном количестве реальностей, — говорил Алик, — которых становится больше с каждой микросекундой, и, когда кто-то из нас, из меня, из Александра Гринберга, умирает в одной вселенной, на одной ветви, остаются жить другие, такие же, как я, а потом умирает следующий, но что такое два-три меня для всех моих копий, они живут, многие из них только рождаются, а огромное число еще не родилось, потому что время в каждой ветви течет по-своему, то быстрее, то медленнее, чем у нас, и если где-то мы уже умерли, то где-то еще не родились, и значит, если все сложить, всех нас, тех, кто в разных мирах зовется Александром Гринбергом, это будет такая длинная цепочка, может, бесконечная во времени, и, значит, моя жизнь, и твоя, и Ирки на, и все наши жизни — они бесконечны, смерти на самом деле нет, понимаешь, смерти нет и не нужно ее бояться»…

Так говорил Алик, а я пытался возражать: какое мне, мол, дело до моих еще живущих или еще нерожденных копий, если я, тот, каким себя здесь и сейчас воспринимаю, умру, перестану быть, сознание мое угаснет, а ведь это главное, это определяет меня, как личность: мое сознание, моя память, мои нынешние и прошлые ощущения, и если где-то на другой ветви в то же время или раньше, или, может, позже живет или будет жить некто, чье сознание полностью повторяет мое с небольшими, возможно, вариантами, связанными с конкретными особенностями того, не нашего, мира, то мне-то здешнему какая в том польза, какая радость?

«Ты не понимаешь, — говорил Алик, — все эти миллиарды, сотни миллиардов, триллионы Матвеев, которых ты с собой не отождествляешь, это на самом деле и есть ты, не разные варианты тебя, а ты лично, ты во множестве своих измерений, каждый человек живет не в одном-единственном мире, в котором себя ощущает, но во всех мирах сразу, в одной книге — кажется, у Джеймса Дойча, но могу ошибиться — я читал, что человек представляет собой не индивидуум (так было бы в одной-единственной Вселенной), а мультивидуум, единое многомерное существо, и на самом деле каждый из нас, конечно, содержит в себе всех, кто живет, жил или будет жить в других ветвях, мы чувствуем друг друга, хотя не осознаем этого, мы советуемся друг с другом, хотя это происходит в подсознании, мы помогаем друг другу, хотя часто думаем, что принимаем решения сами и помощь приходит по воле случая или провидения, мы живем друг для друга и друг за другом, и если угасает сознание одного, моя личность растворяется в Сознаниях всех, тогда и может возникнуть то, что называют дежа-вю, а это всего лишь напоминание нам о себе самих»…