Маленький лорд Фонтлерой

Граф смотрел на лежавшую на его коленях руку. Ньюик не забыл сказать ему; напротив, он не раз говорил ему об отчаянном положении части деревни, называвшейся Графский двор. Граф хорошо знал о покосившихся, жалких хижинах, о плохом дренаже, сырых стенах, разбитых окнах, худых крышах, знал все о нищете, болезнях и бедствиях этих людей. М-р Мордаунт описывал ему все это самыми сильными красками, а вельможа отвечал ему только жестокими словами; когда же подагра у него усиливалась, он говорил, что чем скорее перемрут люди на Графском дворе, тем лучше — и делу конец. Но теперь, смотря на лежавшую около него детскую руку и с нее переводя взгляд на светившееся правдивостью и серьезным одушевлением лицо, он действительно почувствовал стыд и за себя и за Графский двор.

— Как же? — сказал он, — ты стало быть хочешь сделать из меня строителя образцовых коттеджей — а? — И он решительно положил свою руку на руку ребенка и погладил ее.

— Эти нужно сломать, — сказал Фонтлерой с увлечением. — Милочка так говорит. Пойдемте — пойдемте и велим их завтра сломать. Люди эти будут так рады, когда вас увидят! Они поймут, что вы пришли помочь им! — И глаза его засияли восторгом.

Граф встал с кресла и положил руку на плечо мальчика.

— Пойдем погуляем по террасе, — сказал он с короткой усмешкой, — там можем еще потолковать об этом.

Хотя он усмехнулся еще несколько раз, пока они ходили взад и вперед по каменному полу террасы, где обыкновенно проводили хорошие вечера, но он, видимо, думал о чем-то не неприятном ему и все продолжал держать руку на плече своего маленького товарища.

X

Дело в том, что, посещая для целей благотворения казавшуюся издали столь живописной деревушку, м-сс Эрроль нашла там очень много прискорбного. Все живописное издалека оказалось сильно невзрачным вблизи. Она встретила праздность, невежество и нищету там, где нужно бы ждать деятельности и благоденствия. Она скоро узнала, что Эрльборо считалась самою дурною деревней в этой части графства. Многое рассказал ей м-р Мордаунт, а многое увидала она сама. Приказчики, управлявшие имением, всегда выбирались в угоду графу и совсем не старались улучшить жалкое положение фермеров. Многое, поэтому, оставалось в пренебрежении, на что следовало бы обратить внимание, и дело шло таким образом все хуже и хуже.

Что касается Графского двора, то он являлся просто безобразием, с его разрушенными домами и нищенским, беззаботным и болезненным населением. Попав сюда в первый раз, м-сс Эрроль содрогнулась. Такая страшная неряшливость и нужда представлялись в деревне еще хуже, нежели в городе. Казалось, что в деревне это можно было устранить. Смотря на грязных, беспризорных детей, росших среди порока и животного равнодушия, она подумала о своем собственном ребенке, жившем в большом блестящем замке; охраняемом, точно молодой принц, множеством слуг; не знавшем отказа своим желаниям и видевшем только полное довольство, роскошь и красоту. И в ее мудром материнском сердце явилась смелая мысль. Постепенно она начала понимать, вместе с другими, что ее сын имел счастье сильно понравиться графу и что вряд ли он встретит у него отказ в исполнении какого бы то ни было выраженного им желания.

— Граф готов все для него сделать, — говорила она м-ру Мордаунту. — Снисходить ко всякой его прихоти. Почему же не употребить эту снисходительность на благо других? Мне следует постараться, чтобы это так и случилось.

Она знала, что может довериться доброму детскому сердцу; поэтому рассказала мальчику о виденном ею в Графском дворе, будучи уверена, что он передаст этот рассказ графу, и что тогда можно будет надеяться на некоторые благие последствия.

И как ни странно это казалось всякому, благие плоды последовали. Дело в том, что сильнейшим средством влияния на графа было полнейшее доверие к нему со стороны его внука — то, что Кедрик всегда верил в готовность своего деда на всякий справедливый и благородный поступок. Старик не мог решиться дать понять ребенку, что в нем нет никакой наклонности к великодушию, и что у него свои особые взгляды насчет того, что хорошо или дурно. Для него было такою новостью сделаться вдруг предметом удивления, каким-то благодетелем рода человеческого, что ему уже не могла прийти в голову мысль ответить ребенку, например, такими словами: я жестокий, себялюбивый старик; никогда в жизни я не делал ничего благородного, и мне нет дела до Графского двора и его жителей — или чем-нибудь в этом роде. Нет, он действительно настолько уже полюбил этого златокудрого мальчика, что предпочитал казаться в его глазах человеком, способным иногда на то или другое доброе дело. Таким-то образом — хотя и смеясь над собою — он, по некоторым размышлении, послал за Ньюиком и долго беседовал с ним насчет Графского двора. В конце концов было решено жалкие лачуги сломать и вместо них построить новые дома.

— На этом настаивает лорд Фонтлерой, — сказал он сухо; — он думает, что это улучшит имение. Можете сказать арендаторам, что это его мысль.