Маленький лорд Фонтлерой

— Я привык ее видеть всегда, — сказал Фонтлерой. — Она обыкновенно целовала меня, когда вечером, я шел спать, и утром она всегда была со мною, и мы могли, не дожидаясь, разговаривать между собою.

С минуту старик и ребенок смотрели друг на друга молча. Затем граф сдвинул брови.

— Ты никогда не забываешь о своей матери? — сказал он.

— Нет, — отвечал Фонтлерой, — никогда; и она никогда не забывает обо мне. Ведь я бы не забыл про вас, если бы жил не с вами. Я бы тогда еще больше думал о вас.

— Да, я уверен, что ты стал бы думать, — произнес граф, посмотрев на него еще некоторое время.

Муки ревности, наполнившей его сердце, когда мальчик заговорил так о своей матери, были, казалось, еще сильнее прежнего — сильнее потому, что любовь старика к мальчику стала больше.

Но вскоре ему пришлось испытать другие муки, оказавшиеся настолько более тяжкими, что, страдая ими, он почти забыл, что когда-либо ненавидел свою невестку. И это произошло самым странным и неожиданным образом. В один из вечеров, как раз перед окончанием постройки коттеджей в Графском дворе, в Доринкуре давался большой обед. Такого числа гостей не собиралось в замке уже очень давно… За несколько дней до этого приехали с визитом сэр Гарри Лорридэйль и леди Лорридэйль, единственная сестра графа. Это событие произвело величайший переполох в деревне и заставило колокольчик, висевший на двери в лавочке м-сс Диббль снова звонить до одурения, так как было хорошо всем известно, что леди Лорридэйль приезжала в Доринкур всего один раз со времени своей свадьбы, бывшей тридцать лет тому назад. Это была еще довольно красивая старушка, с белыми кудрями и пухлыми, румяными щеками, отличавшаяся добрым, прекрасным характером; но, как и весь остальной свет, она никогда не одобряла брата и, будучи женщиной с твердым, самостоятельным характером, нимало не боявшеюся высказывать свои мысли прямо, она после нескольких сильных ссор с его сиятельством, почти не виделась с ним со времени своей молодости.

За это время она слышала о нем много такого, что не могло ей нравиться. Она слышала об его пренебрежении к своей жене, о смерти этой бедной женщины, о его равнодушии к детям, и об обоих слабых и порочных старших сыновьях. Этих старших сыновей, Бевиса и Мориса, она никогда не видела, но однажды в Лорридэйльский парк приехал высокий, здоровый и красивый молодой человек лет восемнадцати, назвавший себя ее племянником Кедриком Эрролем и объявивший ей, что, проезжая неподалеку, счел долгом заехать к ней, желая увидать тетушку Констанцию, о которой он слышал от матери. Доброе сердце леди Лорридэйль наполнилось приятностью к молодому человеку; она заставила его прогостить у нее целую неделю и была к нему очень ласкова. Его мягкий и веселый нрав и живой, светлый ум так понравились тетке, что, провожая его, она высказала желание видаться с ним чаще. Но это желание осталось неисполненным, потому что, когда юноша вернулся в Доринкур, граф был в дурном расположении духа и запретил ему навсегда посещение Лорридэйльского парка. Однако леди Лорридэйль всегда вспоминала о нем с нежностью и, хотя несколько опасалась последствий его опрометчивой женитьбы в Америке, очень рассердилась, услыхав, что отец так жестоко поступил с ним, и что с тех пор никто хорошенько не знал, где и как живет молодой человек. Наконец, появились слухи о его смерти; около того же времени случилось роковое падение Бевиса с лошади и смерть Мориса в Риме от лихорадки, а вскоре после того пошли разговоры о ребенке, жившем в Америке, о намерении разыскать его и привезти в Англию в качестве лорда Фонтлероя.

— Может быть, для того, чтобы погибнуть так же, как и другие, — сказала леди Лорридэйль своему мужу, — разве только мать его окажется настолько хорошей и самостоятельной женщиной, что сумеет уберечь его.

Но она пришла в страшное негодование, услыхав, что Кедрика разлучили с матерью.

— Это ни на что не похоже, Гарри! — сказала она. — Представь себе: ребенка таких лет взять у матери и поселить с таким человеком, как мой братец! Он или будет по-зверски обходиться с ним или станет потворствовать ему до того, что сделает из него чудовище. Разве написать — да нет, это не поможет.

— Конечно, не поможет, Констанция, — подтвердил сэр Гарри.

— Знаю, что нет, — сказала она. — Я отлично знаю его сиятельство графа Доринкура. — Но ведь это возмутительно!