Маленький лорд Фонтлерой

На следующий день она побывала у м-сс Эрроль. Вернувшись, она сказала брату:

— Молинё, ведь это милейшая женщина, какую только можно себе представить! Голос у нее точно серебряный колокольчик, и тебе нужно благодарить ее за то, что она сделала мальчика таким, каков он есть. Она дала ему не только свою красоту, и ты сделаешь большую ошибку, если не уговоришь ее переехать сюда и заняться вами. Я приглашу ее к себе в Лорридэйль.

— Она не уедет от сына, — заметил граф.

— Пусть и он тоже приедет, — смеясь сказала сестра.

Но она знала, что Фонтлероя к ней не отпустят. С каждым днем ей становилось виднее, насколько оба тесно сжились друг с другом; она видела, что все честолюбие и вся любовь сурового и гордого старика сосредоточилась на ребенке, и что теплая, невинная душа последнего отвечала ему полнейшим доверием и самой искренней привязанностью.

Она знала также, что главною побудительною причиною для устройства большого обеда было тайное желание графа показать свету своего внука и наследника и дать приглашенным случай убедиться, что мальчик, о котором так много говорили, даже лучше, чем можно было судить по ходившим о нем слухам.

— Бевис и Морис были для него таким горьким унижением, — говорила она мужу. — Все это знали. Он просто ненавидел их. Теперь зато гордость его вполне торжествует.

Вероятно, из числа принявших приглашение на обед не было ни одного, который бы не интересовался маленьким лордом и не рассчитывал увидать его.

И вот, когда пришло время, его увидали.

— У малого хорошие манеры, — говорил граф. — Он никому не будет в тягость. Дети обыкновенно или идиоты или сорванцы — мои оба были такие — а он действительно может отвечать, когда с ним заговаривают, или молчать, когда его не спрашивают. Он никогда не надоедает.

Но ему не дали долго молчать. Каждый находил, о чем заговорить с ним. В сущности, всем хотелось, чтобы он говорил. Дамы ласкали его и задавали ему вопросы; мужчины тоже расспрашивали его и шутили с ним, как раньше на пароходе во время переезда из Америки, Фонтлерой не совсем понимал, почему они иногда так смеялись его ответам, но он так привык к тому, что его серьезные речи встречались смехом, что и не обращал на это особенного внимания. Он был чрезвычайно доволен вечером.

Богатые комнаты были так ярко освещены, столько было цветов, мужчины казались такими веселыми, а на дамах были такие чудесные платья, и в волосах и на шее столько блестящих украшений! В числе гостей находилась одна молодая особа, которая, как он слышал из разговоров, только что приехала из Лондона, где провела «сезон»; она была так очаровательна, что он не мог отвести от нее глаз. Это была довольно высокая девушка, с маленькой, горделиво державшейся головкой и очень мягкими черными волосами; глаза ее цветом походили на незабудки, а на щеках и губах играли розы. Одета она была в прекрасное белое платье, а ее шею охватывала жемчужная нить. Одно казалось Кедрику странным в этой молодой особе. Около нее стояло столько мужчин, старавшихся, повидимому, ей понравиться, что Фонтлерой счел ее за нечто вроде принцессы. Он так заинтересовался ею, что, сам того не замечая, пододвигался к ней все ближе и ближе, так что, наконец, она обернулась и заговорила с ним.

— Подойдите сюда, лорд Фонтлерой, — сказала она улыбаясь, — и скажите мне, почему вы на меня так смотрите.

— Я думал, какая вы красивая, — отвечал маленький лорд.

Все мужчины расхохотались; слегка засмеялась и молодая дама, и розы еще ярче расцвели на ее щеках.

— А, Фонтлерой, — сказал один из мужчин, смеявшийся громче других, — пользуйся временем! Когда будешь старше, то не осмелишься говорить так.

— Но ведь никто не мог бы не сказать этого, — заметил Фонтлерой. — Вы разве могли бы? По-вашему, разве она не красива?

— Нам не позволено говорить то, что мы думаем, — сказал мужчина, тогда как остальные продолжали все громче и громче смеяться.

Между тем молодая красавица — ее звали мисс Вивиана Герберт — положила руку на плечо Кедрика и притянула его к себе. В эту минуту она казалась как будто еще красивее.

— Пусть лорд Фонтлерой говорит, что думает, — сказала она, — я ему очень благодарна. Я уверена, что он думает то, что говорит.

И она поцеловала его в щеку.

— Я думаю, что никого не видал красивее вас, — сказал Фонтлерой, смотря на нее невинно восторженными глазами, — кроме Милочки. Конечно, я бы не мог подумать, чтобы кто-нибудь был так же красив, как Милочка. Я думаю, что она самая красивая на свете.

— В этом я не сомневаюсь, — сказала мисс Вивиана Герберт.

Она засмеялась и снова поцеловала его в щеку. Она держала его около себя большую часть вечера, и собиравшаяся около них группа была самою веселою. Он не знал, как это случилось, но через несколько времени он уже рассказывал им про Америку, про собрание республиканцев, про м-ра Хоббса и Дика, и под конец гордо извлек из кармана прощальный подарок Дика — красный шелковый платок.

— Я положил его сегодня в карман, потому что у нас нынче гости, — сказал он. — Я думал, что Дику приятно будет, что я ношу его подарок при гостях.