Маленький лорд Фонтлерой

Но как ни забавно было появление этого оригинального, красного с пунцовыми пятнами, платка, в глазах мальчика выражалась такая серьезность и нежность, что слушатели невольно сдержали свой смех.

— Вы видите, я люблю его, сказал он, — потому что Дик мой друг.

Несмотря на то, что с ним так много разговаривали, он, как перед тем выразился граф, никому не надоедал. Он мог сидеть тихо и слушать, когда говорили другие, так что никто им не тяготился. Легкая улыбка не раз появлялась на лицах гостей, когда он проходил и становился рядом с креслом своего деда, или сидел рядом с ним на стуле, наблюдая за ним и каждому произносимому им слову внимал с самым живым интересом. Раз он стал так близко к креслу, что коснулся щекою плеча графа, и старик, подметив общую улыбку, слегка улыбнулся и сам. Он знал, что думали люди, смотревшие на него, и втайне был доволен, что они видят, какие они с внуком хорошие друзья.

М-р Хавишам ожидался тоже к вечеру, но, к удивлению, опоздал. Такого случая с ним никогда еще не бывало за все долгое время с тех пор, как он стал посещать Доринкурский замок. Он приехал, когда уже гости встали, чтобы идти к столу. Когда он подошел к хозяину, граф с недоумением посмотрел на него. Видно было, что он сильно торопился и был взволнован; его сухое, с резкими чертами лицо было совершенно бледно.

— Меня задержали, — сказал он тихим голосом графу, — по чрезвычайному делу.

Не в привычке методичного старого адвоката было волноваться, тем более такими пустяками, как опозданием к обеду; тем не менее он, очевидно, был расстроен. За обедом он почти ничего не ел, и два или три раза, когда с ним заговаривали, он вздрагивал, как будто мысли его были очень далеко. За десертом, когда вошел Фонтлерой, он несколько раз как-то нервно и тревожно взглянул на него. Фонтлерой заметил этот взгляд и удивился. С м-ром Хавишамом они были на дружеской ноге и обыкновенно обменивались улыбками. Но теперь адвокат, повидимому, забыл улыбнуться.

Дело в том, что он забыл все, кроме странной и прискорбной новости, которую должен был сообщить графу в ту же ночь и которая, он знал, произведет такой страшный удар, что отзовется решительно на всех. Смотря на роскошно убранные комнаты и блестящее общество — собравшееся, как ему было известно, главным образом, для того, чтобы увидать светло-кудрого ребенка рядом с креслом графа — смотря на гордого старика и стоявшего рядом с ним и улыбающегося маленького лорда Фонтлероя, он действительно чувствовал себя потрясенным, несмотря на свою закаленную адвокатскую натуру. Он знал, какой жестокий удар он должен был нанести им обоим!

Он не сознавал хорошенько, как кончился длинный, великолепный обед. Он сидел за ним точно во сне, но несколько раз заметил на себе недоумевающий взгляд графа.

Но вот обед кончился, и мужчины присоединились к дамам в гостиной. Они нашли Фонтлероя сидящим на софе с мисс Вивианой Герберт — первой красавицей последнего лондонского сезона; они рассматривали какие-то картинки, и мальчик благодарил свою собеседницу.

— Я вам очень, очень благодарен, что вы были так добры ко мне! — говорил он. — Я еще никогда не бывал при гостях, и мне так было весело!

Ему так было весело, что, когда кавалеры собрались снова около мисс Герберт и начали разговаривать с нею, а он стал слушать и стараться понять их сопровождавшиеся смехом разговоры — веки его начали падать. Они падали, пока два или три раза совсем не закрыли его глаза; по временам тихий, красивый смех мисс Герберт пробуждал его, и он на несколько секунд снова открывал их. Он был вполне уверен, что не засыпает, но сзади его была большая желтая подушка, на которую невольно склонилась его головка, так что через минуту веки его упали в последний раз. Они даже не совсем раскрылись, когда, повидимому, уже много времени спустя, кто-то тихонько поцеловал его в щеку. То была мисс Вивиана Герберт, собиравшаяся уходить и тихо сказавшая ему:

— Прощай, маленький лорд Фонтлерой. Спокойной ночи.

На следующее утро он не мог припомнить, что пробовал, при этих словах мисс Герберт, открыть глаза и сонным голосом бормотал:

— Прощайте… я так… рад… что видел вас… Вы такая… красивая.

У него осталось лишь слабое воспоминание о том, что мужчины снова засмеялись, а он не понимал, чему они смеются.

Как только последний гость вышел из комнаты, м-р Хавишам встал со своего места у камина и, подойдя к софе, стал глядеть на спящего Кедрика. Маленький лорд спал самым крепким, безмятежным сном. Одна нога перекинулась через другую и свешивалась за край дивана; рука была свободно закинута над головою, и горячий румянец здорового, счастливого детского сна играл на его спокойном лице; перепутавшиеся пряди светлых волос рассыпались по желтой ткани подушки. Это была картина, достойная созерцания.

Посмотрев на нее, м-р Хавишам поднял руку и начал тереть свой гладко выбритый подбородок; лицо его изобразило тревогу.

— Ну, Хавишам, — послышался сзади него резкий голос графа, — в чем дело? Очевидно, что-то случилось. Какое же это чрезвычайное событие, смею спросить?