Маленький лорд Фонтлерой

— Да, — произнес он.

Затем, когда Дик принялся за работу, дюжий мужчина переводил глаза с Дика на вывеску, с вывески опять на Дика.

— Откуда это у тебя? — спросил он.

— От одного друга-малыша, — сказал Дик. — Всю обстановку подарил мне. Прекрасный был малый. Он теперь в Англии. Поехал лордом там ихним сделаться.

— Лорд… лорд, — спросил с тяжеловесною медленностью м-р Хоббс, — лорд Фонтлерой — должен сделаться графом Доринкуром?

Дик чуть не выронил щетку.

— Как!? — воскликнул он. — Вы сами его знаете?

— Я знал его, — отвечал м-р Хоббс, вытирая свой мокрый лоб, — с самого его рождения. Всю нашу жизнь мы были знакомы — вот мы как.

Он решительно не мог говорить об этом без волнения. Он вытащил блестящие золотые часы, и, открыв их, показал Дику внутреннюю доску.

— Когда увидишь сей стишок, то вспомни обо мне, дружок! — прочитал он. — Это был его прощальный подарок мне. Не хочу, чтобы вы меня забыли — так он говорил. Да я бы помнил о нем, — продолжал он, качая головой, — когда бы он мне и ничего не дал, и я б от него и порошинки потом не видел. Это был товарищ такой, что всякий стал бы его помнить.

— Чудеснейший был малый, — подтвердил Дик. — А смышлен-то как — не видывал я еще такого смышленого. Я его страсть как уважал; мы с ним тоже друзьями были с самого начала. Я достал ему мячик из-под дилижанса, и он этого никогда не забывал; часто, бывало, приходил ко мне с матерью, а то с нянькой; придет и сейчас закричит: «Эй, Дик, здорово!» да так ласково всегда, словно взрослый мужчина, несмотря, что еще такой маленький пузырь был. Веселая была голова; случится, бывало, какая незадача — тоска возьмет; а пришел он, глядишь и разговорит тебя.

— Так, так, — подтвердил м-р Хоббс. — Жаль было такого в графы отдавать. Пусти они его по нашему колониальному или хотя по мануфактурному делу, то-то бы из него делец вышел; на славу бы делец вышел!

И он с самым горьким сожалением покачал головою.

Ясно было, что сразу им не успеть переговорить обо всем, а потому они условились, что на следующий день Дик придет к м-ру Хоббсу в лавку и проведет с ним вечер. Этот план очень понравился Дику. Он провел на улице почти всю свою жизнь, но никогда не был дурным мальчиком и в душе питал всегда желание устроить себе приличное существование. С тех пор, как он повел свое дело самостоятельно, он успел скопить столько деньжонок, что имел возможность ночевать в доме, а не под открытым небом, и стал уже надеяться достигнуть со временем и еще лучшего положения. Таким образом, приглашение в гости к осанистому, почтенному человеку, владельцу колониальной лавочки, да еще с лошадью и повозкой, казалось ему настоящим событием.

— А что, друг любезный, не знаешь ли ты чего насчет графов и замков? — осведомился м-р Хоббс. — Я бы не прочь разузнать о них поподробнее.

— Есть тут об них одна история в Дешевой Газете, — сказал Дик. — Называется она преступление Графской короны или месть графини Мэй. Занятная вещь к тому же. Кое-кто из наших берут ее читать.

— Захвати ее ко мне с собою, — обрадовался м-р Хоббс, — я тебе заплачу, что стоит. Забери все, что найдешь, где говорится о графах. Если не о графах, то хоть о маркизах что ли или герцогах — пригодится и это, хотя он никогда не понимал ни про герцогов, ни про маркизов. Заходила у нас с ним речь и о коронах графских, только мне что-то не приходилось видать их. Думается мне, здесь их не держат.

— Должны бы быть, кажется, — сказал Дик, — только я не знаю, не видывал.

— Вероятно, их очень мало спрашивают, — заметил м-р Хоббс в заключение.

Таково было начало очень тесной дружбы. Когда Дик пришел в лавку, м-р Хоббс принял его очень радушно. Он предложил ему стул около кадки с яблоками и, когда молодой гость его уселся, он сделал по направлению их жест рукой, в которой держал трубку, и сказал:

— Угощайся сам.

После этих слов он принялся просматривать свои деловые бумаги, а затем они читали и разговаривали о британской аристократии. При этом м-р Хоббс усиленно курил свою трубку и часто качал головою. Он закачал ею особенно сильно, указывая на высокий стул со следами на ножках,

— Это его следы, — произнес он трогательным голосом, — это они самые. Я сижу и смотрю на них по целым часам. Подумаешь, как все меняется на белом свете. Вот ведь, сидит он, бывало, здесь и ест сухари из ящика и яблоки из кадки, а семечки выплевывает на улицу; а теперь… теперь он лорд и живет в замке. Это лордовы следы; придет время еще и графскими будут. Сижу я так, сижу, да вдруг и скажу про себя: тьфу, ты пропасть!

Повидимому, он находил большую отраду в своих размышлениях и посещении Дика. Прежде чем Дику уйти, они поужинали в маленькой задней комнатке; поданы были бисквиты, сыр, сардинки и другие консервы из находившихся в лавке. Вдобавок м-р Хоббс торжественно откупорил две бутылки имбирного эля и, налив два стакана, произнес тост:

— Это за его здоровье! — сказал он, поднимая свой стакан, — и пусть он покажет им — этим там разным графам да маркизам!