При этих словах он посмотрел вниз на юного лорда, игравшего, лежа на ковре, с Даугелем. Даугель был постоянным товарищем мальчика; он следовал за ним повсюду, шагая за ним, когда он гулял пешком или, бегая рысью сзади, когда тот ехал верхом или в экипаже.
Конечно, о предположенной перестройке скоро стало известно как в деревне, так и в ближайшем городе. Сначала многие не хотели этому верить; но когда явился целый отряд рабочих и стал ломать ветхие, грязные хижины, людям стало ясно, что маленький лорд Фонтлерой оказал им новую услугу, и что, благодаря его невинному вмешательству, безобразное положение деревни будет, наконец, в самом деле устранено. Если бы он только знал, как они говорили о нем и как всюду его восхваляли, предсказывая ему великую будущность — как удивился бы он! Но он и не подозревал этого. Он жил своей простой, счастливой, детской жизнью — то весело бегая по парку и гоняясь за кроликами; то лежа на траве под деревьями или на ковре в библиотеке, читая чудесные книги и толкуя о них с графом, а затем рассказывая прочитанные истории своей матери. Или он писал длинные письма Дику и м-ру Хоббсу, которые отвечали ему своим характерным слогом, или он ездил верхом с графом или в сопровождении Вилькинса. Когда им приходилось проезжать базарным местечком, он часто видал, что народ оборачивался и, снимая шляпу, приветливо смотрел на него; но он объяснял это тем, что с ним был его дедушка.
— Они так вас любят, — сказал он однажды, глядя с веселой улыбкой на графа. — Посмотрите, как они рады бывают, когда видят вас! Я надеюсь, что когда-нибудь они и меня будут так же любить. Должно быть очень приятно, когда всякий вас любит. — И он почувствовал гордость при мысли, что он внук такого многоуважаемого и любимого человека.
Когда началась постройка новых домов, Кедрик часто выезжал вместе с дедом их осматривать, и это доставляло ему большое удовольствие. Он слезал со своего пони, когда ходил к рабочим и знакомился с ними, причем расспрашивал их, как делается та или другая работа. И сам рассказывал им про Америку. После двух-трех таких разговоров, он в состоянии был, едучи домой, просвещать дедушку насчет того, как делают кирпичи или как кладутся стены.
— Я всегда люблю разузнавать о подобных вещах, — говорил он, — ведь никогда не знаешь, что потом придется делать.
По его отъезде рабочие обыкновенно поднимали разговор о маленьком лорде и смеялись над его наивными, детскими рассуждениями; но они любили его, — любили, когда он стоял около них и, закинув шляпу на затылок и заложив руки в карманы, оживленно с ними беседовал.
— Мало таких, как он, — часто говорили они. — И занятно так малыш толкует.
Возвратившись домой, они рассказывали про него своим женам, а жены — друг другу, так что почти каждый толковал о маленьком лорде Фонтлерое или знал про него какую-нибудь историю. Вместе с тем все стали замечать, что «злой граф» нашел, наконец, о чем позаботиться, что тронуло и даже согрело его сухое, черствое сердце.
Никто, однако, не знал вполне, насколько это сердце было согрето, и как со дня на день старик все заботливее относился к ребенку — единственному существу, которое вполне в него верило. Его уже начали занимать мысли о том времени, когда Кедрик станет молодым человеком, сильным, красивым, вполне вступившим в жизнь, но все с тем же добрым сердцем и с тою же способностью повсюду находить себе друзей; и граф старался представить себе, что мальчик станет делать и как употребит свои таланты. Часто, когда он глядел на ребенка, лежащего на ковре перед камином с какою-нибудь толстой книгой, старческий взор его начинал светиться и щеки покрывались румянцем.
— Мальчик все может сделать, — говаривал он сам себе, — все!
Никому он не сообщал о своих чувствах к Кедрику; если же и говорил о нем с другими, то всегда с тою же жесткой, сухой улыбкой. Однако Фонтлерой скоро понял, что дед любил его и любил, чтобы он был с ним — около его кресла, если они сидели в библиотеке, напротив его, когда они были за столом, или рядом с ним, когда они ехали верхом или в экипаже, или прогуливаясь вечером по террасе.
— Помните ли вы, — спросил как-то Кедрик, лежа на ковре и подняв глаза от книги, — не помните ли вы, что я сказал вам в первый вечер — что мы с вами хорошие товарищи? Я не думаю, чтобы кто-нибудь мог быть лучшими товарищами, чем мы с вами; не так ли?
— Да, по-моему, мы недурные товарищи, — ответил его сиятельство. — Поди сюда.
Фонтлерой встал и подошел к нему.
— Не хочется ли тебе чего-нибудь, — спросил граф: — чего-нибудь, чего у тебя нет?
Карие глаза мальчика пристально устремились на лицо деда.
— Только одного, — отвечал он.
— Чего же?
Фонтлерой с секунду помолчал. Он не даром так много думал про себя.
— Ну, чего же? — повторил граф свой вопрос.
Фонтлерой ответил.
— Милочки, — произнес он.
Граф слегка нахмурился.
— Но ведь ты видишь ее почти каждый день, — сказал граф. — Разве этого не довольно?