- Нет, я нигде не живу, у меня нет никакой квартиры.
- Ну, уж это пустяки! - вскричал Моулди. - У всякого человека есть квартира. Где же твое старое жилье?
- Где мое жилье?
Мне не хотелось рассказывать этим незнакомым мальчикам про все свои дела, но они пристали ко мне с расспросами, и я не мог больше скрывать от них, что я бездомный бродяга. Впрочем, им, кажется, не опасно открыться. Они, по-видимому, живут сами по себе и, может быть, даже помогут мне пристроиться и найти работу.
- А вы обещаете, что не выдадите меня, если я вам все расскажу? - спросил я.
Они торжественно заверили меня, что не способны на такую низость.
- Ну, вот видите, я жил дома, с отцом, там я и спал до сегодняшней ночи.
- И ты убежал? И не хочешь возвращаться домой?
- Я никогда не возвращусь! Мне нельзя возвратиться! - с убеждением отвечал я.
- Понимаю! - сказал Моулди. - Ты что же там такое стибрил?
- Как стибрил?
- Ну да, стащил. Тебя поймали? Или тебе удалось благополучно улизнуть?
- Как поймали? Я ничего не украл, я просто бежал оттого, что меня там били.
Мальчики недоверчиво переглянулись.
- И неужели ты в самом деле только оттого убежал, что тебя били? - спросил Рипстон.
- Только! Если бы вам задавали такого трезвону, вы не говорили бы "только"!
- А тебе давали там обедать и все такое?
- Давали.
- И у тебя была настоящая постель с простынями, с одеялом, с подушкой?
- Конечно.
- Каково! Он еще говорит "конечно"! - вскричал Рипстон. И неужели ты думаешь, мы поверим, что ты бросил все, и еду, и постель, и убежал из дому только оттого, что тебя били! Ты просто лгунишка.
- Или набитый дурак! - решительно сказал Моулди.
- Не верьте мне, если не хотите, - проговорил я. - Только ясказал вам сущую правду!
- Что же, может, оно и так! - заметил Рипстон. - На свете случаются странные вещи! Только вот я тебе что скажу, мальчик: кто бежит из хорошей квартиры да от хорошей еды только потому, что его бьют, того и стоит оставить без квартиры и без еды, пока он научится ценить их!
- Пусть бы меня бил кто-нибудь с утра до вечера, - заметил Моулди, - только бы дал мне порядочное жилье.
- Ну, ему это было бы невыгодно, Моулди, - смеясь, отвечал его товарищ. - Нет, я не верю, что этот мальчишка убежал от побоев. Он, должно быть, обокрал или поджег кого-нибудь, только не хочет признаться, - боится, что мы выдадим. Оно и понятно! Ведь он нас не знает.
Разговаривая таким образом, мы шли вперед очень скоро.
Впрочем, нам приходилось часто останавливаться, так как у Моулди то и дело падали с ног его огромные сапоги. Мы проходили по таким темным извилистым переулкам, каких я в жизни не видывал. Даже днем путешествие по этим узким мрачным переулкам не могло быть приятно.
А теперь была ночь, темная ночь, и я чувствовал, что каждый шаг удаляет меня от дома. Моя домашняя жизнь была очень горька, но всетаки, по словам моих спутников, я был дурак, что бросил ее. Я начинал чувствовать раскаяние, и слезы выступили у меня на глазах.
Мы шли все дальше и наконец очутились в широкой, освещенной газом улице.
V
Арки
Было уже поздно, около одиннадцати часов, но на улице толпилось множество народа. Нас толкали на каждом шагу, и мы с трудом пробирались вперед.
- Идем скорей! - заметил Рипстон, оборачиваясь ко мне. Теперь нам уже недалеко.
Это замечание обрадовало меня. Когда мы вышли на широкую светлую улицу, я подумал: "В каком прекрасном месте живут мои спутники, и с каким удовольствием я сам стал бы жить здесь!" Но затем меня взяло раздумье. Они сказали, что идут домой, в свое жилище, а меда с собою не звали. Пожалуй, они войдут в тот дом, где живут, а меня оставят среди улицы.
Слова Рипстона: "Пойдем, теперь уж недалеко" - ободрили меня; я решил, что, значит, они приглашают меня к себе.
Вдруг оба мои спутника исчезли. Куда они девались? Может быть, я обогнал их, сам того не замечая?
Хотя это было неправдоподобно, но я все-таки поворотил назад, громко клича их по именам. Никто не отвечал мне. Я побежал опять вперед и изо всех сил крикнул: "Рипстон!" Нет ответа.
Отчаяние опять овладело мною. Может быть, мальчики нарочно сыграли со млой эту злую шутку. Им не хотелось идти со мной, и они бросили меня среди улицы. Может быть, они завели меня совсем не туда, где находится Ковентгарден, и я от него еще дальше, чем был до встречи с ними. Все эти мысли были так печальны, что я не мог совладать со своим горем.
Я прислонился к фонарному столбу и начал громко плакать.
Вдруг я услышал знакомый голос:
- Смитфилд, где ты?
Меня не звали Смитфилдом, но так называлось то место, где меня встретили мои товарищи, и они, не зная моего настоящего имени, прозвали меня так. Голос, услышанный мною, был голос Моулди, я в этом не сомневался.
- Я здесь! - отвечал я. - А вы где?
- Мы здесь. Разве ты не видишь?
Я не видел никого. Голос выходил словно из-под земли. Рядом с теми лавками, перед которыми я теперь очутился, тянулась невысокая стена. В стене, возле самой земли, были проделаны круглые дыры, которые вели куда-то вглубь. Не оттуда ли доносился ко мне этот голос?
Вдруг кто-то схватил меня за руку..
- Это ты, Моулди? - спросил я.