Официально она числилась корреспондентом радиостанции, но, в основном, делала авторские пятнадцатиминутные передачки про бытовые пустяки и мелочи жизни, эдакие полезные зарисовки, которым придумала стиль милых эссе. Звучало это примерно так: «Однажды ненастным осенним вечером лирическая героиня N торопилась на свидание, первое свидание за три года! Ей думалось, что она, наконец, встретила именно его – того самого единственного». Лёгкими штрихами Вера рисовала картинку радостных и нервных сборов молодой женщины на первое свидание, её мысли и чувства. «Но, когда N вышла на улицу и полетела-побежала по осенним лужам, торопясь к метро, у неё вдруг… сломался каблучок сапога.» И дальше Вера выруливала на тему недолговечности обуви, переходя к полезным советам, как за ней правильно ухаживать, как самому залатать и привести в порядок, а заодно – где можно починить недорого и качественно. Между прочим, на передачу находились рекламодатели – например, мастерская по починке обуви. Под конец, когда слушатель уже собирался возмутиться, что ему недорассказали историю, Вера заканчивала так: «Ах, да! Чуть не забыла. N так боялась упустить свидание, что просто отломала второй каблук – и пошла себе дальше. Потом отремонтировала оба сапога сразу. Стоило ли оно того? Вы знаете – да! Парень оказался как раз тем единственным, она не ошиблась. Они поженились и… у них всё отлично, несмотря на погоду!» Последние слова звучали на музыкальной подложке, которая была началом песни «Секрета» «Привет».
Если учесть, что у Веры приятный, низкий, вкрадчивый голос, то понятно, почему, начав слушать вроде бы «ерунду», невозможно было оторваться, ведь тексты она сочиняла отличные.
– Чего ты не идёшь в бумажную журналистику, в женские журналы какие-нибудь – тебе ж нужно писать! – удивлялась я.
– Мне так нравится магия радио, – признавалась Вера. – Возможность работы со звуком, с музыкой…
– А почему не подашься в полноценные ведущие? – ещё больше недоумевала я.
– Там надо держать руку на пульсе событий, политика, экономика – вот это всё… не люблю, – морщилась Вера.
Позже она откроет мне настоящую свою мечту.
Почему мы сблизились? Честно говоря, я даже не заметила, как. Постепенно, слово за слово, день за днём, и мы подружились.
Вера – невысокая, примерно с меня, худенькая тридцатилетняя брюнетка с глазами цвета крыжовника. У неё была забавная верхняя губа: пухлая и немножко выступающая вперёд над нижней, что придавало её облику вид детский, наивный и беззащитный. Вера жила с шестилетним сыном и мамой. Замужем никогда не была. К счастью, её мама всё ещё работала главным бухгалтером небольшой мебельной артели, собиравшейся расширяться до серьёзного предприятия – не хухры-мухры! Так что, добытчик в семье имелся. И он, то есть, она, не попрекала дочь куском хлеба.
– Раньше попрекала, – вспоминала Вера. – Ух, какие у нас были бои и контры! Пока Виталик не родился. А она ведь всю жизнь о сыне мечтала. Мать просто с ума сошла по внуку, и теперь главный её страх – вдруг я уйду и Виталика заберу. Поэтому кормит-поит-одевает, но, зная мой характер, ни слова упрёка от неё не слышу. Я ведь когда-то уходила… и мне было лихо. Она знала и ждала, что я попрошу о помощи. Но я скорее сдохну, – от болезненных воспоминаний у Веры пролегала длинная и глубокая морщина между тонкими бровями. Выражение лица делалось сердитым, и я не решалась выспрашивать, что да как. – И сдохла бы! Пришлось ей тогда меня почти силком из ужаса вытаскивать… из больницы, куда я попала уже беременной. И хорохорилась я, и истерила, и поначалу от любой помощи отказывалась: сама ж виновата была, сама глупостей наделала. Значит, сама и выбираться должна. В общем, знает она меня, поэтому теперь ни гу-гу, – тучки рассеялись, на Верино лицо вернулась улыбка. – Между нами никаких обид. Вот только жаль, что она всерьёз думает, что потеряет Виталика, если я вдруг на что-то рассержусь. Обидно даже! Знаешь, я ведь сроду её этим не шантажировала, как ей в голову пришло?
На самом деле непонятно, как такое могло прийти в голову. Для меня скоро стало очевидно, что Вера Леонова воплощает два понятия в чистом виде – порядочность и добродушие. Ждать от неё подлянки или манипуляции – то же самое, что бояться зверского нападения котёнка и с ужасом на него поглядывать.
Образование у Веры дурацкое – институт культуры, библиотечный факультет, и она сама над этим много смеялась. Не могла толком ответить на вопрос, зачем его получала. Надо было учиться хоть где-то, надо – и всё. А она в свои семнадцать не поняла, чего хочет. Ох, какая знакомая история! Писать Вера тогда ещё не пробовала и растерялась. Поэтому пошла в первое учебное заведение, о котором сказала мать.
– Поступай куда угодно, хоть в… институт культуры! Только учись. Потом разберёмся.
– Четыре года глупо потерянного времени, – подытоживала Вера.
– Как я тебя понимаю! – горячо поддерживала я – мне ли не знать!
В один прекрасный день Вера, уже в статусе моей подруги, смущаясь, открыла свой секрет: