«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949

В заключительном слове докладчик, который от «окружающего» ничего хорошего не ждал, о репатриантах высказался уже без обиняков: «У нас в отделе еще остались работать репатрианты, которые прожили по три года в Германии и конечно могут оказаться шпионами или работать против нас». Клеймо поставлено. Призыв «следить» прозвучал. Перефразируя слова известной советской песни, этому фанатику сталинской бдительности оставалось сказать: «У нас шпионом может стать любой». Повис в воздухе только один вопрос. Как на практике оградить сотрудников от вредного влияния сомнительных коллег, как именно надлежит повышать бдительность в отделе? В первую очередь и на полном серьезе призвали усилить контроль над изучением истории партии, а главным пособием в обучении бдительности должна была стать биография товарища Сталина. Смехотворности этого утверждения никто из участников собрания благонадежно не заметил. Во-вторых, сотрудников призвали наладить режим взаимной слежки: «Каждый член партии на своем участке работы должен изучать каждого человека, с кем работает». Как ни странно, на последнем месте оказалась такая «частность», как правильное хранение секретных документов318.

Лето 1947 года можно назвать переломным моментом в истории сталинской бдительности и секретности. В известном смысле это была реакция на активизацию деятельности западных спецслужб, особенно американских. Высшее руководство страны пожелало официально изменить правила игры в сторону ужесточения. 8 июня Совет министров СССР утвердил новый перечень сведений, составляющих государственную тайну, а на следующий день появился Указ Президиума Верховного Совета СССР, повысивший планку наказаний за разглашение гостайны и утерю секретных документов. Практически одновременно на основании Закона о национальной безопасности, подписанного 26 июля 1947 года, в США было создано Центральное разведывательное управление (сентябрь 1947 года). Если у кого-то в СВАГ и были сомнения в серьезности намерений Кремля и Карлсхорста в делах секретных, то они (эти сомнения) были развеяны восьмистраничной директивой заместителя Главноначальствующего СВАГ генерал-лейтенанта М. И. Дратвина.

Директива была необычной, она отличалась внушительной вступительной частью, в которой обстоятельно разъяснялось, почему сложившаяся ситуация требует повышенной бдительности: активизировались иностранные разведывательные органы. Они стараются добыть документы советских военнослужащих «вплоть до насильственного грабежа и убийства», рассчитывают использовать их для «экипировки» агентов, владеющих русским языком и засылаемых в Советскую зону оккупации. Также западные спецслужбы пытались получить у владельцев фирм вторые ключи от сейфов и вербовали немцев, имевших доступ в служебные помещения – к этим самым сейфам. Иностранные разведки, говорилось в директиве, используют немецких женщин, «состоящих в интимных связях с русскими солдатами и офицерами», на худой конец – домашнюю прислугу и уборщиц. Сваговцев предостерегали: вы работаете во враждебном окружении, враг не дремлет и готов использовать «малейшее притупление бдительности». В свете новых веяний началась повторная проверка сотрудников, допущенных в 1945–1946 годах к секретному делопроизводству319.