«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949

Особую роль сыграл на этот раз личный пример начальства. Так было, например, с недавно назначенным на должность начальника УСВА провинции Мекленбург генерал-лейтенантом Н. И. Труфановым, который подписался на 20 000 рублей561. Нам известен и другой эпизод прямо противоположного свойства, но подтверждающий ту же мысль. Как следует из донесения начальника политотдела Управления окружной военной комендатуры Цвиккау, «при подписке имели место факты и отрицательных явлений». Так, например, начальник Штаба подполковник Л., выступая на митинге, в заключение сказал, что он подписывается сам и призывает всех подписываться на месячный оклад, что было намного меньше цифры, рекомендованной сверху. Из-за подписной расслабленности подчиненных, спровоцированной примером начальника, политработникам и агитаторам в последующие три дня пришлось заниматься не только «доохватом» сотрудников, находившихся в момент подписки в госпиталях и командировках, но и промыванием мозгов «товарищам, подписавшимся на низкую сумму»562.

Основным показателем несознательности был не отказ от подписки (на это, кажется, никто в это время не решался), а борьба за уменьшение ее размера, за сокращение потерь семейного бюджета. Проблемы у организаторов подписки начинались там и тогда, где и когда из служилого человека принимались выбивать повышенный подписной процент, покушались даже не на месячный оклад или его бóльшую часть, к подобному уже привыкли, а на полторы, а то и две зарплаты. Некоторые сотрудники пытались увильнуть от завышенных с их точки зрения сваговских подписных нормативов и остаться в пределах объявленных правительством норм («некоторые товарищи… колебались в определении суммы подписки»)563. Ничего хорошего из этого не выходило. Сопротивление лишь приводило к очередной «доподписке».

Начиная с 1947 года недовольства касались в основном провинций и земель. С мест докладывали: «Капитан М., член ВКП(б), подписался лишь на 75% денежного содержания. Когда его попытались убедить пересмотреть свое решение, он ответил: „Что вы меня агитируете? Во время войны вы не дали Родине, сколько я. Поэтому с меня достаточно подписаться и на трехнедельный заработок“»; «полковник Г., начальник отделения пропаганды Дрезденского округа, не подписался на 150%… Я еще мало живу за границей и не успел накопить денег на вкладную книжку. После беседы он подписался дополнительно на 200 рублей». Всего на 1000 рублей хотел подписаться инструктор по пропаганде Лейпцигского округа капитан К., а его жена просто отказалась от подписки на заем564. В военной комендатуре Лимбах инструктор отделения пропаганды, майор Б., член ВКП(б), заявил: «Что вы меня агитируете, чтобы я подписался на два оклада, когда я не знаю свою судьбу в будущем и не уверен в завтрашнем дне, если я решил, то никакие разговоры на меня не подействуют». Б. подписался на 1,5 оклада565. При подведении итогов подписки 1947 года оказалось, что богатый СВАГ занял первое место в войсках Советской армии566, но в Управлении Лейпцигской окружной комендатуры все-таки нашлись сотрудники, которые только «после длительного воздействия с трудом подписались – и то менее месячного оклада». Недостаток добровольности вызвал вполне ожидаемую реакцию. Начальник политотдела доложил наверх, что материальное состояние и поведение таких людей «изучаются»567.

Экзамен на «сознательность»

Объявление подписки 1948 года проходило в сложных для парторганов условиях. Им предстояло с помощью пропагандистского нажима и замаскированных намеков на карательные санкции перекрыть действие целого ряда неблагоприятных факторов. Только что в СВАГ прошло снижение зарплаты, да и денежная реформа декабря 1947 года оставила у части сваговцев не очень приятные воспоминания. Накопившееся недовольство частично повлияло на ход кампании 1948 года. Недаром во время подписки капитан Р., член ВКП(б), следователь прокуратуры города Коттбус, заявил: «Во время денежной реформы я потерял 19 тысяч, а сейчас у меня нет сбережений. Пусть подписываются те, кто здесь давно живет»568. В дополнение к денежной реформе началась конверсия выпущенных в 1936–1946 годах займов569. Фактически власть, не спрашивая согласия «кредитора», переструктурировала долги в свою пользу, но ничем, кроме нового займа, обрадовать людей не могла. Разве что скорой победой коммунизма, во имя которой якобы и занимало новые деньги.