«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949

В комендатуре города Хойерсверда некоторые офицеры не захотели подписываться даже на месячный оклад. Один из них мотивировал это тем, что у него «половина денег уходит на выплату алиментов и для семьи остается только половина оклада». А инженера К. и вовсе обвинили в «исключительной жадности»: имеет «на книжке свыше 10 тысяч, а <…> не пожелал ни копейки дать наличными, а его жена отказалась от подписки» и только после двукратного вызова дала согласие подписаться на… 50 рублей. Но самый большой грех коммуниста К., и это ему припомнили, состоял в том, что на партийном собрании, где обсуждался вопрос о подписке на заем, он посмел выступить с заявлением о нарушении принципа добровольности576.

Подписка 1948 года показала, что начал упираться и актив. В военной комендатуре района Гроссенхайм уполномоченный по подписке капитан М. «в личной беседе заявил, что он сам подпишется не более, как на месячный оклад». Под подозрением оказались и член партбюро майор Д., и кандидат ВКП(б) Р., которые тоже попытались отделаться месячным окладом. После проведенной с ними работы несознательные отступили, «последовали примеру коллектива» и подписались на полуторамесячный оклад577. Появились и невиданные ранее в сваговской среде «полные отказчики», которых чуть ли не силой тащили к подписному листу. Капитан С., член ВКП(б), заявил, что у него по вине Госбанка в период денежной реформы пропало 26 тысяч рублей и подписываться ему не на что. Только после вразумляющей беседы с партработниками капитан согласился подписаться на 110% месячного оклада. Заодно выяснилось, что С. в 1946 и 1947 годах подписывался на заем тоже со скрипом578.

С точки зрения декларируемых коммунистических норм такое поведение было просто неприличным, порочным, неправильным… Оно свидетельствовало о том, что человек не хочет расставаться с деньгами, материально помочь государству и «здесь за границей показать высокие чувства патриотизма и любви к родине»579. Политработники и партийные активисты пускали в ход все более сильные аргументы. Недаром сотрудник отдела информации УСВА земли Саксония-Ангальт капитан Кабаков подчеркнул, что «займы по существу являются референдумом, голосованием за нашу советскую власть»580. После таких слов становилось как-то боязно прослыть чуть ли не антисоветчиком. Поэтому, несмотря на попытки отдельных отчаянных людей полностью ускользнуть от подписки, система принуждения к добровольности работала в СВАГ в основном без сбоев. А недовольство одиночек, посмевших возражать, подавляли жесткими душеспасительными беседами и пугающими намеками. За поведением и настроением таких людей партработники начинали внимательно следить581.

По итогам подписки заем 1948 года мало чем отличался от прошлогоднего. И это несмотря на все предпринятые меры. В политдонесениях наверх пришлось отметить, что «среди офицерского состава нашлись такие люди, которые подписались на заем ниже, чем на месячный оклад, и с ними пришлось проводить вторичную подписку»582. Борцов за семейный бюджет стало, возможно, не намного больше, но они теперь были заметнее на общем покорном фоне. И высказывались все откровеннее.

Затаенные обиды

Главное политическое управление Вооруженных сил СССР, вероятно, попыталось учесть открытое и скрытое недовольство, заметно усилив демагогию о добровольности подписки (по сравнению, например, с аналогичным документом 1946 года). Как и раньше, политическая кампания 1949 года проводилась под лозунгом «Трех-четырехнедельный заработок в заем». По-прежнему ставилась задача провести подписку в короткий срок, с высокими финансовыми результатами и стопроцентным охватом. В то же время директива Главпура № 107/III от 25 марта 1949 года декларативно запрещала применять меры принуждения. Теперь каждому подписчику было разрешено самому определить размер своей подписки и подписаться на любую сумму «по своему желанию»583. Но это не было разрешением на минимальную подписку, ведь минимум был уже обозначен «партией и правительством». Значит, меняться подписка могла только в сторону увеличения, к чему сразу стали призывать в оккупационном сообществе. Достижение подобных целей, конечно, требовало очень тщательной «раскачки» подчиненных. Очевидно, опасаясь повторения подписных коллизий 1948 года, всю подготовку к размещению займа было велено начать за месяц до правительственного объявления. И работу эту проводить в закрытом порядке. Ясно, что никаких смягчающих изменений в практике и организации подписки не произошло и произойти не могло. Зато изменились настроения подписных «добровольцев».