«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949

Вялое неудовольствие выразили даже некоторые военные коменданты и их замполиты. В военной комендатуре района Мюльхаузен на партийном собрании заместитель военного коменданта по политической части подполковник Азаров рекомендовал коммунистам подписаться на 150%. Когда после собрания к нему обратился секретарь партбюро: «Как же быть с установкой начальника политотдела, который ориентировал дать взаймы государству не менее 175%?» – Азаров ответил: «Пусть начальник политотдела сам подписывается на 175%»584. Начальник политотдела УСВА земли Саксония-Ангальт Смехов докладывал в Политуправление СВАГ, что «отдельные руководители военных комендатур самоустранились от проведения подписки». Например, военный комендант района Стендаль подполковник С. вместо того, «чтобы мобилизовать личный состав», сам не явился на митинг, разъезжал по району, по телефону передал: «Подпишите меня „на круглую“» (100%?). В результате «такой несерьезности» отдельные офицеры этой комендатуры «подписывались с нежеланием». Для выяснения причин неявки военного коменданта на митинг начальство уже 4 мая провело расследование. С. привлекли к партийной ответственности585. В земле Бранденбург совершенно «не по-советски» повел себя замполит комендатуры района Бад-Фрайенвальде. Мало того что он не проследил за исполнителями, которые чуть не сорвали организацию митинга, еще и проявил «личные нездоровые настроения», изображая жизнь в СССР как сплошной голод и нищету: брат его такой худой, что хоть в гроб клади, мать чуть не по миру ходит и значит – надо «всем им помогать, чтобы не умерли с голоду», потому и счел подписку в 200% «невозможной»586.

Как мы уже говорили, просто отказаться от подписки было нельзя, это означало серьезно подмочить себе репутацию, а то и испортить карьеру. Но шла тихая борьба за свои деньги, свое благополучие, а это уже было подрывом всей выстроенной сталинской системы: общественное выше личного! Безоговорочная покорность и готовность делать как должно постепенно переходили в глухое недовольство, которое прорывалось в выступлениях на партсобраниях, в беседах, разговорах. То, что было спрятано внутри, стало выходить наружу. Захотелось нормальной обеспеченной жизни. Недовольство все-таки удалось погасить. Одинокие голоса заглушили аплодисментами единодушного одобрения. Дефицит подписки покрыли начальники, то есть те, для кого пройти проверку на лояльность было жизненно важно. Особенно отличилось Управление военного коменданта советского сектора Берлина – 213,3%587. Успехи управления начальник политотдела П. Л. Базилевский объяснил следующим образом: «…руководящие работники отделов, партийный актив своим личным примером в значительной степени обеспечили успех в подписке на заем». Они подписались на 300% и больше588.

Так подписку на займы удалось превратить в проверку на патриотизм, тест на лояльность к советской власти, образец того, как должен был поступать советский человек. После войны огромная страна, по крайней мере ее активная работающая городская часть, сдавала раз в год зачет на покорность, получала оценку за поведение, подтягивала отстающих и пугала нерадивых, повторяла и закрепляла привычку слушаться, исполнять, а по мере возможности прятаться и уклоняться, хитрить и выкручиваться. Недоумение и недовольство накапливались очень медленно, и систематическое добровольное самообложение прекрасно вписывалось в общую систему воспитания сталинского человека – иногда недовольного, но покорного, готового при случае уклониться от требований государства, но, как правило, не решавшегося это сделать. Принудительная, фальшивая добровольность, навязанный коллективизм и угроза прямого насилия способны были долгое время удерживать людей в рамках, достаточных для стабильности системы, оставлявшей еле видный зазор для свободы выбора.

ЧАСТЬ 6. ЖЕНЫ, ДЕТИ, ЛЮБОВНИЦЫ: ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ В НЕМЕЦКОМ АНТУРАЖЕ

В Германии нужно жить по-советски!

Отпраздновав победу и поступив на службу в Советскую военную администрацию, семейные сваговцы несколько месяцев жили ожиданием и надеждой. Не было ни одного совещания, ни одной встречи с руководством, где бы рано или поздно не всплывал сакраментальный вопрос: когда приедут семьи? По-советски это звучало сердито, но покорно: когда разрешат привезти жен и детей в Германию. Ведь слишком долго – всю войну, а у некоторых разлука началась даже раньше – мужчины были лишь в «письменных отношениях» с семьями и любимыми. Дозволение последовало 10 сентября 1945 года589 – женам и детям генералов и офицеров был наконец разрешен выезд к месту службы главы семьи. Можно было начинать привычные советские хлопоты. Уже в первых числах октября все, кому «позволили», подали рапорты начальству. Но бюрократическая машина работала медленно, и недоумение росло. Чего ждем? Запросы давно сделаны, а ответа нет590.