Маленький тюремный роман

Время для А.В.Д. вообще переставало существовать, когда вспоминались именно те моменты детства, когда он мальчишечкой, потом юношей, выходил поутру в деревенский сад, засматриваясь на первые травинки и цветочки, на проросшие в огороде семена огуречиков, морковочек, петрушечки, укропчика и, еще не зная, во что все они превратятся, очарованно вглядывался в тайну чуда произростания, роста, цветения, плодорождения – в тайну, казалось, не желающую быть разгаданной… в гимназии он разглядывал в микроскоп невообразимо красивое строение крошечного обрезка кленового листа, лягушачьей лапки, своего собственного волосика, но все равно только целостность образов флоры и фауны Творенья, только представление о себе самом как о личности неповторимой и малопонятной, рождал в душе чувство счастья и причащения к таинству первопроисхождения, надо полагать, хранящемуся в иных измерениях, не доступных человеческому сознанию, сквозь них стремящемуся пробиться к познанию всего сущего.

То как любопытный Ген, всегда пытливо вникавший в любое человеческое дело и самонатаскавший себя на участие в чтении, становился лапами на колени хозяина, пытаясь перевернуть страницу книги одной из них, – смешило, бодрило, пробуждало надежду на то, что все потихоньку образуется; постепенно, даст бог, сгинут нетерпение с унынием и тоской, гложущей сердце тупой надсадной болью; после того – всего лишь одного – взгляда на быстро мелькнувший общий план злодейской мизансцены, заснятой на пленку, паршивое настроение А.В.Д. обострилось; словно бы назло, возникали вопреки его воле вспышки памяти о безобразном унижении насилуемой женщины и уродуемого кобеля, происходившие на глазах торжествующего Шлагбаума.

«Господи, – подумал А.В.Д., неужели Ты бесстрастно, как мы в микроскопы, наблюдаешь за видами зла, творящимися всего лишь в одной из многих точек на земле, в каком-то километре от резиденции самодержца одной шестой света и его вечно живого учителя – патологического убийцы, основателя власти, отбросившей миллионные массы людей на много тысяч лет назад – в пору человекозверской стадности?.. как это может быть, Господи?»

Подумав так, А.В.Д. ощутил, как его охватил стыд: «А сам-то ты чем занимался? – спросил он себя. – кто перевел за всю свою жизнь, видите ли, в науке массу ни в чем не повинных мышей, крыс, хорошо еще, что не обезьян с кошками и собаками?.. так что попроси заткнуться свой богоподобный разум с его кровоточащими претензиями к Создателю».

Он вообще не первый уже раз в жизни упирался в тупики мировых вопросов, потом «потирал синяки на лбу» и переставал наивно размышлять обо всем, казавшемся таким простым, но, к сожалению, продолжавшем оставаться абсолютно непостижимым; и вдруг, в минуты умственного и душевного отчаяния, когда девятый вал уныния уже вот-вот готов был обрушиться, накрыть с башкой и обездушить все его существо, до него, до одного – не такой уж невинной, если разобраться, – жертвы дьявольского времени, дошла совершенно несусветная глупость ожесточенно недоуменного вопрошания и напрасность все того же Иовоподобного вопля: «Как это может быть, Господи, что Ты, Всевидящий, Всеслышащий, Всеприсутствующий, ранодушно взираешь на все творимое непотребными идеями обезумевшего, точней, разбожествленного человеческого разума, безропотно служат которому руки наши, ноги, весь волшебно организованный организм – как это может быть, Господи?.. ну взял бы Ты и ответил хотя бы краткой формулкой, буковкой слабой, если не смутным, но многозначительным намеком на смыслы фантасмагорических ужасов реализма действительной нашей жизни… Господи, ответь, ибо вопрошать больше не к кому, возможно, не к чему, разумеется, если Ты – совершенно невообразимое, к тому же неорганическое и нечеловекообразное существо!»

В тот момент А.В.Д. не мог бы с уверенностью сказать, заклинило ли шарики в его башке внезапным ударом?.. уснул ли на миг он сам?.. быть может, бодрствовал, попав во власть мистического вдохновения?.. и чем именно это было: тихо ответствующим, безмолвным гласом?.. чувствомыслием?.. призраком некой благословенной фундаментальной истины?..