Маленький убийца

— Давай пока не будем. По-моему, надо подождать, пока не подберём ему неповторимое имя. Не дыми на него. — Она произносила фразы монотонно, а последнюю — без какого- либо материнского упрёка в голосе, или заинтересованности, или раздражения. Просто раскрыла рот и сказала.

Разволновавшийся супруг выкинул сигару в окно.

— Извини.

Ребёнок покоился на изгибе материнской руки. Солнечные блики и тени от деревьев пробегали по его лицу. Голубые глаза раскрылись, как незабудки по весне. Розовый упругий ротик причмокивал. Элис мельком взглянула на младенца. Дэвид заметил, как она передёрнулась.

— Холодно? — спросил он.

— Я вся продрогла. Закрой-ка лучше окно, Дэвид.

Но повеяло чем-то похуже холода. Дэвид медленно стал закрывать окно…

Время ужинать.

Дэвид принёс ребёнка из детской и усадил его под небольшим углом на высокий, недавно купленный стульчик, беспорядочно подоткнув со всех сторон подушками.

— Он ещё не дорос до стула, — сказала Элис, не отрывая глаз от тарелки.

— Зато как забавно, что он восседает здесь, с нами, — у Дэвида было чудесное настроение, — и вообще сплошная потеха. И в конторе тоже. Заказов под завязку. Если не буду себя сдерживать, сделаю нынче ещё пятнадцать тысяч. Эй, погляди-ка на малого — всю чашку обслюнявил! — Дэвид потянулся вытереть ребёнку рот и краем глаза заметил, что Элис даже не взглянула в их сторону.

— Понимаю, что это не очень интересно, — сказал он, снова принимаясь за еду. — Но мать могла бы проявить побольше внимания к собственному ребёнку.

Элис вздёрнула подбородок.

— Не говори так! По крайней мере, при нём! Позже, если уж тебе невтерпёж…

— Позже?! — воскликнул Дэвид. — При нём, без него — какая разница? — Внезапно он притих, обмяк и выразил своим видом сожаление. — Ладно, всё хорошо. Я ведь знаю, как бывает…

После ужина она позволила мужу отнести ребёнка наверх, в детскую. Не попросила, а именно позволила. Вернувшись, он застал её у приёмника. Звучала музыка, которую Элис вроде бы слушала, но явно не слышала. Глаза были закрыты, она вся погрузилась в свои мысли, о чём-то себя вопрошая. Когда муж вошёл, Элйс вздрогнула. Внезапно она бросилась к нему, на него, нежная чувственная — прежняя. Нашла его губы и впилась в них. Дэйв был ошеломлён. Стоило ребёнку оказаться наверху, как Элис задышала привольно, снова ожила. Теперь она была свободна. И шептала взахлёб, не умолкая:

— Спасибо, спасибо тебе, дорогой, за то, что всегда остаёшься самим собой. Надёжный мой, какой же ты надёжный!

Он не мог не рассмеяться.

— Так меня отец наставлял: «Сумей обеспечить свою семью, сынок!»

Усталая, Элис ткнулась ему в шею, разметав тёмные блестящие волосы.

— Ты перестарался. Иногда я мечтаю, чтобы вернулся наш медовый месяц. Никакой ответственности, и мы сами по себе… И никаких… никаких детей.

Она стиснула его руки в своих. Лицо Элис неестественно побледнело.

— О, Дэйв, ведь были же тогда только Ты да я. Мы защищали друг друга, а сейчас защищаем ребёнка, но сами никак от него не защищены. Понимаешь? Там, в больнице, у меня было время много о чём передумать. Наш мир погряз во зле…

— Разве?

Да, это так Но законы защищают нас от него. Не будь их, защитила бы любовь. Ведь я не смогу причинить тебе зла, потому что ты защищён моей любовью. Ты уязвим для меня, для всех людей, но любовь, словно щит, заслоняет тебя. Не, боюсь за тебя, потому что Любовь смягчает и приглушает твоё раздражение, твои противоестественные влечения, гнев, необдуманные порывы, Ну, а ребёнок? Он ещё слишком мал, чтобы познать любовь и её законы, да что угодно, пока не обучим. А до тех пор мы для него уязвимы.

— Уязвимы для ребёнка? — Дэйв разомкнул объятия и тихо замер…

— Разве Различает ребёнок добро и зло? — просила Элис.

— Нет, но научится.

— Но ведь он только-что появился на свет — лишён морали и ничего не сознаёт… — Она прервалась. Отняла руки от Дэвида и резко обернулась. — Шорох, что это было?

Дэйв огляделся.

— Я ничего не слышал…

Элис впилась взглядом в дверь библиотеки.

— Там, — медленно произнесла она.

Дэйв открыл дверь и зажёг все огни в библиотеке.

— Ничего нет — Он вернулся к жене. — Ты измучилась. Пойдём спать — немедленно.

Выключив свет, они медленно стали подниматься по лестнице. Ступеньки не скрипели, супруги молчали… Наверху Элис очнулась:

— Извини за мои безумные речи, дорогой. Я совсем выдохлась.

Он её понимал и сказал об этом.

Элис помедлила в нерешительности у детской. Потом резко распахнула дверь и вошла. Дэвид наблюдал, как она с излишней осторожностью подошла к кроватке, посмотрела вниз и, вздрогнув, замерла, будто её ударили по лицу.

— Дэвид!

Муж подошёл к ней.

Личико ребёнка жарко раскраснелось и было сплошь мокрым; розовый ротик открывался и закрывался, открывался и закрывался; глазёнки полыхали голубизной; ручонки размахались.

— О, он просто плакал, — успокоил жену Дэвид.

— Плакал? — Элис покачнулась и схватилась за спинку кроватки. — Я не слышала.

— Дверь же была закрыта.

— И потому так тяжело дышит, и личико так покраснело?

— Конечно. Бедный парнишечка. Наплакался один себе в темноте. Пусть сегодня поспит с нами, вдруг опять накатят слёзки.