— Док, док, док, — бормотал Дэвид. — Забавная штука… За-ба-авная. Я… наконец придумал имя ребёнку. — Дэвид прижал к вискам дрожащие руки и вымолвил: — Буду крестить его в воскресенье. Знаешь, какое дам ему имя? Нареку его Люцифером.
Было уже одиннадцать часов вечера. Множество незнакомых людей приходило и слонялось по дому, а потом скопом вынесло с собой жизнетворный светоч — Элис.
Теперь Лейбер и Джефферс сидели друг против друга в библиотеке.
— Элис не была сумасшедшей, — медленно произнёс Лейбер. — Она имела веские основания бояться ребёнка.
… Доктор вздохнул.
— Не следуй за ней! Она обвиняла ребёнка в своей болезни, сейчас и ты винишь его в её смерти, Запомни: Элис споткнулась об игрушку. При чём здесь ребёнок?
— Люцифер, что ли?
Перестань его так называть!
Лейбер покачал головой.
— Элис слышала шорохи в холле по ночам. Ты хочешь знать, кто это был? Ребёнок. Четырёхмесячный, он подкрадывался в темноте и подслушивал наши разговоры. Каждое слово подслушивал.! А когда я зажигал свет… Ребёнок ведь маленький, мог спрятаться за мебелью, за дверью, прикорнуть, у стены как-нибудь да не попасть в поле зрения…
— Прощу тебя, остановись! — взмолился Джефферс.
— Нет, позволь мне рассказать, что я выяснил, иначе сойду с ума. Когда я был в Чикаго, кто не давал Элис спать и довёл, её до пневмонии? Ребёнок! А когда она всё же выжила, попытался убить меня. Так просто! оставит игрушку на лестнице и плакать начнёт до тех пор, пока, отец не пойдёт вниз за молоком для тебя и не поскользнётся. Грубый трюк, но эффективный. Против меня не сработал, а Элис — убил!
Дэвид сделал передышку, чтобы закурить сигарету.
— Я давно уже должен был сообразить. Включал ведь свет посреди ночи много раз, и всегда ребёнок лежал с открытыми глазами. Малые дети обычно спят напропалую. Только не этот, он бодрствовал, думал.
— Младенцы не думают.
— Тогда он поступал так, насколько способен кумекать его мозг. А, чёрта два мы знаем о разуме младенцев! У него были причины ненавидеть Элис. Она подозревала и оказалась права, что он, конечно же, не обычный ребёнок. Какой-то… иной. Что знает о младенцах наука, доктор? Общее направление развития? Но ты же в курсе, сколько младенцев убивают своих матерей при рождении. За что? А может, это месть за то, что их выталкивают в наш грязный мир?
Лейбер, усталый, наклонился к доктору.
— Всё сходится. Допустим, что несколько младенцев из миллионов рождаются способными сразу же передвигаться, видеть, слышать, соображать, как многие животные и насекомые. Насекомые ведь рождаются самостоятельными, Большинство млекопитающих и птиц осваиваются в окружающем мире за несколько недель. У детей же годы уходят на то, чтобы научиться лепетать и ковылять на слабеньких ножках.
А если один ребёнок из миллиарда — особый. Рождён в полном сознании и способен думать — инстинктивно? Разве он не окажется в выгоднейшем положении, с идеальным прикрытием для всего, что захочет натворить? Может прикинуться обыкновенным, слабым, плаксивым, несведущим. Расходуя крайне мало энергии, ползать в темноте по дому и подслушивать… А как легко устроить ловушку на верху лестницы… Как легко плакать всю ночь и довести мать до пневмонии… Как легко, при родах, так прижаться к матери, что несколько лёгких манёвров вызовут перитонит?
— Ради Бога! — Джефферс вскочил на ноги. — О каких мерзостях ты говоришь!
— Да, мерзости… А сколько матерей умирает при родах? Сколько их вскормило грудью странные крошечные предпосылки своей смерти? Странные багровые созданьица… Их мозги шевелятся в кровавой тьме… Что она скрывает, мы даже угадать не в силах. Примитивные маленькие мозги, наполненные расовой памятью, ненавистью, грубой жестокостью и мыслями лишь о самосохранении. А самосохранение в этом случае означает устранение матери/ которая осознала, что за чудовище она породила. Скажи-ка, доктор, есть ли на свете кто-нибудь эгоистичней ребёнка? Нет!
Джефферс нахмурился и сокрушённо покачал головой.
Лейбер выронил сигарету.
— Я не приписываю ребёнку такой уж огромной силы. Достаточно уметь немного ползать, на несколько месяцев опережая нормальное развитие. Достаточно уметь постоянно подслушивать. Достаточно уметь плакать всю «ночь. Этого достаточно, более нем достаточно…
Доктор попытался обратить всё в шутку:
— Ладно, пусть убийство. Но у него должны быть мотивы. А какие мотивы могут быть у ребёнка?
Лейбер тут же ответил: