Маленькое сердце (СИ)

   Ванюшка поглядел вперед. Вон она, эта рукоять. Совсем рядом. Чуть-чуть проползти - и он достанет ее! И он пополз - маленький, невидимый боец, бесстрашный мальчуган, не думая о себе, об опасности. Он видел перед собой только эту серую металлическую рукоять и уже знал, что сделает дальше. Взрослые не смогли, значит, надо ему... Таким его воспитал отец, и он, юный пионер, докажет Родине, что достоин ее доверия!

   В глазах его горела все та же решимость, которую ничем не сломить. И вот она уже, эта рукоять! Ему осталось только протянуть руку... Но машинка стояла высоко, а Ваня лежал в яме. Рука не доставала. И он, хорошо слыша пулемет с платформы, приподнялся, встал на колени, иначе было не достать... Успел еще бросить взгляд на насыпь... Вот он, паровоз! Как раз над миной. Пора!

   И в это время с платформы застучала автоматная очередь. Слишком хорошо было видно сверху маленькую фигурку героя. Но, кажется, фашист не попал: фигурка не упала. И вновь засвистели пули, теперь уже из пулемета... Кто-то упал там, неподалеку, возле бугорка, и гитлеровцы засмеялись, указывая туда руками...

   А Ванюшка, уже почувствовав, как впиваются в его хрупкое, детское тельце пуля за пулей, ощутив сразу вдруг неимоверное жжение в груди, боль и слабость, падая, из последних сил все же смог повернуть рукоять выключателя... И, когда в последний уже раз жалобно стукнуло в груди маленькое горячее сердце, он успел прошептать мертвеющими губами:

   - Папка, я с тобой...

   К небу взметнулся столб огня...

   ... Мать тихо плакала, уронив лицо в платок, а я читал письма партизан, которые, хоронясь в кустах неподалеку от насыпи, видели это. Но среди этих писем были и от Григория, на них стояли даты: 1944 и 1945 годы. Как же так? Выходит, остался жив?..

   Оторвавшись от писем, я ждал ответа.

   Увидев у меня в руках письмо от мужа уже из самой Германии, Анна Федоровна несколько раз кивнула:

   - Представляешь, сынок, ведь выжил Григорий... Ангел какой его охранял, что ли? Кому ведомо? Только жив остался... с того света вернулся. Полежал в госпитале и - нет бы домой - так снова на фронт бить врага... мстить ему за нашего сыночка...

   - Где же он... Ваня... - Я не находил слов. - Ужели там остался?.. - выдавил-таки я.

   Мать помолчала с полминуты. Потом досказала:

   - Партизаны вырыли ему могилку в том месте, где он упал, где стояла эта самая машинка... В гробик положили, все честь по чести. А после войны муж нашел это место, выкопал гробик и привез его сюда. И похоронили мы Ванечку на нашем сельском кладбище. Поставили ему памятник с большой красной звездой, а потом пришла наградная бумага. Присвоили сыночку нашему золотую Звезду Героя... А на памятнике отец вырезал слова: "Папка, я с тобой..."

   И снова она умолкла на какое-то время. Я понимал, каких сил стоило ей вести рассказ и, главное, закончить его на такой трагической ноте. Поэтому молчал, не спрашивая о судьбе мужа. Знал, что она скажет и об этом, надо только подождать.

   Так и случилось. Тяжело вздохнув и подняв на меня влажные, воспаленные глаза, мать промолвила:

   - Такая вот, сынок, моя история... А Григорий... не подумай, что неправда... Никто не верил, кабы не видел, не знал... Но ты поверишь, читаю по глазам... Ни разу после того как вернулся домой, не видела я на лице его улыбки. И целый год после войны каждые выходные дни ходили мы на могилку к Ванюше. Не увядали у него цветы, не переставали петь над ним птицы. Люди подходили, качали головами, спрашивали, но Гриша - мрачнее тучи - только зубы сжимал до хруста, плакал, да все глаз не мог отвести от фотографии на памятнике. На коленях стоял, целовал землю, а лицом-то сам схож с покойником. И видела я: угасает он на глазах, боль его съедает. Но не от ран. Боль души. Каждый день вытаскивал Ванины игрушки и поливал их слезами, а его одежду часами держал у груди. Попробовала сказать ему, чтобы не убивался так, сердце-то не каменное, а он на меня с кулаками. Понимала бы ты, мол...

   И однажды... Я была в поле. Прихожу, а его нет. Встретила соседок, те и говорят: "Ушел Григорий. Оделся во всё чистое и подался на край села". И указали рукой на кладбище. Сердце мое сразу почуяло недоброе, бросила я все - и бегом туда. Тороплюсь, чую, быть беде, коли не успею, ведь чего над собой натворит, кому ведомо?..

   Прибежала... закричала дико, да так и рухнула на колени рядом с Григорием. Он лежал на могиле нашего сына, распластавшись, обняв ее руками, уткнувшись в землю мертвым, холодным уже лицом... У его груди колесами зарылся в землю Ванюшкин детский грузовичок с игрушками... Так они и остались вдвоем, как и были при жизни. Рядом спали в хате; теперь оба, рука об руку, покоятся в земле... И эта фотография - все, что мне осталось от них.