Малиновые облака

Вот досада, Николай никак не может вспомнить имя жены Федора Прокопьевича. Как-то неудобно, но придется обращаться к ней «бабушка». Вообще-то она бабушка и есть. В деревне всех старых людей называют бабушка или дедушка. И до сих пор еще бытует привычка окликать немолодых женщин по имени мужа: жена Федора Прокопьевича, жена Миколая Васильевича и так далее. Назови-ка какую-нибудь бабку по имени — пройдет и даже не обернется. Вроде бы оскорбил чем. А вот о нынешних женщинах этого сказать нельзя. Попробуй-ка окликни сейчас молодушку, «Эй, мол, жена Эдика!», так она такое тебе сказанет, что и ответа не подберешь… Обидится, год не будет разговаривать.

— Бежит, бежит, говорю! — крикнул Федор Прокопьевич, не отрываясь от газеты. Жена проворно повернулась от кухонного шкафа, сняла с кастрюли крышку, помешала варево деревянным половником.

— А телевизор-то что не смотрите? — осторожно начал Николай.

— А чо его смотреть-то, вот в газете о том же пишут. Пусть побалакают вместо нас. Мы ведь, сам знаешь, не больно разговорчивы.

Федор Прокопьевич снял очки, потер заскорузлым пальцем глаза.

— А вручать орден-то, чай, из Москвы приедут? — и сам же утвердил: — Конечно, из Москвы. Ведь не что-нибудь — орден! Да и надо, давно надо наградить марийский народ. Заслужил он того…

Федор Прокопьевич любил пофилософствовать, не упустил случая сделать это и сейчас. И правда, почему бы не поделиться своими соображениями с новым человеком? К тому же городским, образованным. Но заговорил он неожиданно не об ордене, а о политике. Видно, только что прочитал что-то в газете.

— Вот ты скажи мне, Миколай Иванович, почему не проходят на земле войны? И живут вроде люди теперь уж не бедно, а все делят чего-то. Какие опустошения эти войны приносят, сколько горя! Не тут, дак там воюют. То в Европе, то в Азии, то в Африке. Не успели уняться американцы во Вьетнаме, затеял войну Израиль с арабами. Вот почему они не могут жить мирно?

Николаи не сразу ответил. Понимал, что слишком упрощенно мыслит старик. Для него существуют только два понятия — война и мир, зло и добро. И чтобы объяснить ему все сложные взаимоотношения государств и народов, не хватит не только вечера, но и недели. Да и объяснишь ли? Поэтому сказал как можно проще:

— Тут Израиль виноват. И даже не сам Израиль как государство, а военная верхушка, руководство страны. Оно ведет захватническую политику.

— Там хозяйничают фашисты, — решительно поправил Федор Прокопьевич. — А им всегда нужна война. Без войны они жить не могут.

— Тоже верно, — охотно согласился Николай, надеясь этим и положить конец беспредметному разговору. Но не тут-то было!

— Как не верно! — подхватил старик. — Очень даже верно! Вот я был на последней войне. Ой, что повидал-пережил — не приведи господь никому! И все фашисты. Я не встречал израильских солдат, но убежден, что они такие же, как гитлеровские захватчики. И замашки у них такие, и политика такая. А в Чили? В Чили что делается! Разве не фашисты свергли правительство Народного единства?..

Николай уж было приготовился слушать долгие выкладки и умозаключения Федора Прокопьевича о международном положении, но выручила бабка:

— Хватит тебе, старик, мозги забивать парню. Чай, не знает он без тебя, кто фашист, а кто коммунист.

Вежливо посторонне Николая локтем, она поставила на стол в большом эмалированном блюде горячий, обдающий аппетитным паром суп.

— Угощай давай гостя.

Незлобиво ворча на старика, бабка принесла в тарелке запашистый, еще теплый хлеб, положила расписные деревянные ложки. Федор Прокопьевич неожиданно легко смирился с замечанием хозяйки, умолк, будто проглотил слова, потянулся за хлебом.

— Давай не стесняйся, Миколай Иванович. Повечеряем. Баба, подай-ко из шкафчика-то!

Бабка подала мужу бутылку водки, выставила две рюмки. Тут же полезла в погреб.

— Может, суп-то тебе налить отдельно, в тарелку? — озадаченно спросил Федор Прокопьевич. — Теперь ведь, по-городскому-то, едят всяк из своей посуды, не то что в деревне. Чай, отвык от общего-то котла?

— Да нет, не отвык, — растроганно сказал Николай, вспомнив давний семейный обряд, когда все ели из одной большой миски. — Нет, нет, Федор Прокопьевич, будем ужинать, как заведено в этом доме.

— Ну и ладно, так-то лучше, привычнее.

Бабка достала из погреба соленые огурцы, грибы, квашеную капусту. Всего понемногу положила в чайные блюдца, поставила перед мужиками. А сама кротко встала у печки, скрестив на переднике руки.

— А ты пошто не садишься? — заметил Федор Прокопьевич. — И рюмку для себя достань. Уважь гостя, сегодня ведь у нас наподобие праздника.

— Конечно, конечно, — подхватил Николай, — что же вы, смотреть на нас будете? У меня для вас есть хорошее вино. — Николай встал, вытащил из кармана запотелую бутылку шампанского. — Как оно называется-то? Вон как: полусухое, игристое…

Бабка взяла из шкафчика еще одну рюмку, совсем маленькую, на длинной ножке-сосульке, поставила на уголок стола.