Малиновые облака

Вот все думаю, уехал от вас, хлев не успел перекрыть. Бежит, поди, в дожди-то? Попробуйте сами пока подремонтировать горбылем, а не сможете, попросите от меня деда Никифора. Как-нибудь уж перебейтесь без меня, ворочусь домой, все поставлю заново.

Шерстяные носки, вещи разные не высылайте. Всего у нас хватает, да и потеряю. Если вот только самосадику, нашего, домашнего…

Милые мои, Ануш и доченька! На фронте жарко. Немец так и прет: техники у него много. Отступаем временно. Но как дерутся наши солдаты! Ничего не боятся, под танки с гранатами бросаются! Разве такой народ можно победить? Фашисты зверствуют от такого отпора, все уничтожают. Горят деревни, горят города, даже ночью светло от по. жаров. Мы еще по мере возможностей пытаемся спасать народное добро.

Где мой сын Николай? Где воюет? Разминули нас сразу же, на сборном пункте. Меня направили в пехоту, а его — в танковый батальон. Напишите обо всем подробно, дайте его адрес. Живите хорошо, обо мне не беспокойтесь. Ждите, обязательно вернусь с победой. Нет на земле такой силы, которая бы одолела нас. На этом заканчиваю. До свидания, до следующего письма. Ваш муж и отец Михаил Трофимов».

Дочитав, Ануш прижала письмо к груди и долго стояла молча. Потом облегченно вздохнула, снова сложила листок в треугольник, положила за зеркало.

— Отписала, нет? — спросила она Марину.

— Нет, не отписала, хотела, чтобы ты прочитала. Завтра вместе напишем.

— А что о Николае-то скажем?

— Ну то, что тоже воюет, дадим полевую почту, если он еще там находится. Напишем, что Николай наш не позорит семью и деревню, как Сергей Киселев, защищает Родину, как и отец, бесстрашно.

— Ну, о Сергее-то не надо писать, повременить надо, может, все образуется и он уедет на фронт. Ведь тоже зазря не будут держать при военкомате.

Со дня ухода на войну от отца это было третье письмо, столько же получили и от Николая. Но отец с сыном не имели связи, потому что части их все время меняли позиции, и все письма приходили с разными номерами полевой почты. Письма приходили хорошие, ободряющие, только оба — и отец и сын — мало писали о себе. Наверно, некогда много писать. Но и это уже счастье — получать письма от живых, бесконечно родных людей.

Посветлевшими глазами Ануш осмотрела комнату. На вешалке как висела, так и висит мужнина шапка — это нарочно, чтобы всегда было видно ее; пустует за обеденным столом его хозяйское место, в пепельнице на подоконнике лежит недокуренная самокрутка. Пусть будет все так, как было, будто муж только сейчас вышел во двор и вот с минуты на минуту вернется. Когда ощущаешь в доме присутствие близкого человека, когда все напоминает о нем, легче ждется…

Ануш поправила семейную фотографию на стене, еще раз облегченно вздохнула и пошла в горницу. Марина поела, ополоснула посуду и, выключив свет, тоже легла на свою постель. Но долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, поправляла подушки. Не вытерпела, подняла голову, тихо спросила в открытую дверь:

— Мам, ты не спишь?

— Ну чего тебе еще?

— Можно, я к тебе?

— Боишься, что ли? Ну иди.

Марина босиком пробежала к матери, нырнула под одеяло.

— Уй, ноги-то, как ледышки… Да не обнимай так сильно, задушишь ведь! — отстранялась мать от дочери, подбивая под ее бока одеяло.

— Мама, ты по любви вышла за отца? — неожиданно спросила Марина.

— На старую голову только это и вспоминать осталось. Ты чего это вдруг спросила?

— Ну, скажи, мама.

— Конечно, любя! Как же еще?

— И теперь так же крепко любишь его, как раньше?

— Вот глупенькая! А как ты думаешь? Теперь еще пуще люблю, чай, любовь-то наша жизнью испытана. Да и нельзя такого мужика не любить, потому что он понимает меня. А когда понимаешь друг друга, всегда в семье мир и согласие. Тебе бы вот такого парня найти, каким был отец. Чтобы возрастом постарше был да не дурак. Ну и, само собой, чтоб понимал тебя…

— Расскажи мне об отце.

И письмо сегодня от отца, и дочка о нем расспрашивает — уж к добру ли это? Да и сама Ануш в последнее время только о нем и думает. Каждую ночь во сне видит. Порой кажется ей, что Михаил никуда и не уезжал. И что дочке рассказывать, когда прошлое так живо, так свежо в памяти, будто прошло с первой их встречи не двадцать лет, а всего два дня. Да и не раз рассказывала она Марине об их любви с отцом, такой светлой, незабываемой.

Нет, Михаил не сватал Ануш, как заведено было в те времена. Она сама пришла к нему. Навсегда. Сознательно променяла спокойную, богатую жизнь почти на нищету и вечные мытарства. Тяжело, ох, как тяжело было поначалу, но не жаловалась. Помогала мужу в его делах, как могла. За это ненавидели ее не только родственники, но и все богатеи в деревне.