Малюта. Часть 1

– Да почто ты, Мария Михайловна, бранишься? Ведь кошка-то тоже не со зла! Так ведь, Машенька? – подмигивая дочери, проговорил Григорий. – Ей ведь тоже есть охота. Другие и молочка кошечкам наливают, и со стола дают.

– Мышей вон пусть ловит! Молока самим нет.

– Нельзя так, Мария Михайловна, – укоризненно сказал Григорий, поднимаясь из-за стола, – она существо живое, нельзя с ней так. Пойдём, дочка, к дереву, где бедняжка сидит. Приманим её, накормим. Это пустое, что мы бедные. Пойдём, доченька.

Жена Григория тяжело вздохнула и закрыла лицо руками.

– Господи, ну зачем ты послал этому дураку сердце доброе! Самим есть нечего, а ещё и кошку эту кормить. А она, зараза, ещё и курей таскать повадилась!

Но долго сидеть и плакать Мария Михайловна не могла, так как пришлось встать на защиту каши, которую Григорий и дочь Маша стали накладывать в кошачью миску.

– Вы что творите? Да за такое вас Господь накажет! Знаете, сколько на Руси нищих, которые по три дня и кусочка хлебушка в рот не клали?! А вы кошке кашу кладёте, да ещё и с курятиной! Не дам! Не сметь!

Григорий с дочерьми оставили попытку заполучить каши и пошли к дереву, где сидела кошка, с пустыми руками.

– Мурка, ксс, ксс, ксс. – жалобно звала Маша, – спускайся! Матушка тебя больше не обидит!

– Иди сюда, голубушка! Мы тебе, когда разбогатеем, начнём молочко давать, – пропищала самая младшая дочь Екатерина, которой было почти девять лет, – что ты нам не веришь?

– Ладно, доченьки, придётся мне за ней слазить. Сейчас кафтан сниму и слажу на дерево. Кошки, они ведь такие – залезть залезли, а как спуститься, не ведают.

Григорий снял кафтан и полез за кошкой. Давненько он по деревьям не лазил! Но ничего – вспомню молодость. Мурка вцепилась в его руку, больно оцарапав.

– Бросай её, батюшка! Мы ловим.

– Нельзя так с животиной. А ну как не поймаете и она расшибётся?

– Она ведь тебя со страху всего расцарапает!

– Ничего, потерплю!

Глава 2

Пролетело несколько месяцев. Жаркая летняя погода сменилась ненастьем, а после выпал снег. Григорий Лукьянович Скуратов продолжал служить помощником заплечных дел мастера Алексея Зверюги. Казнить врагов государевых и их приспешников было делом нехитрым, зато довольно прибыльным. Конечно, назвать семью Григория Лукьяновича зажиточной было трудно, но хотя бы на столе всегда была каша, а по праздничным дням даже с мясом. Супруга Григория Лукьяновича, пусть и каждый раз причитая, позволяла дочерям наполнять глиняную мисочку кошке Мурке.

В один воскресный день после богослужения Григорий Лукьянович вместе с дочерьми отправился на торговые ряды. Было холодно, но морозец только радовал Григория. Вот, пусть все смотрят, что они с дочками идут в шубках. И пусть шуба у него на плечах не медвежья и на дочерях не лисьи, но всё же весьма достойные, не хуже, чем у других.

Возле торговых рядов расположились весельники и скоморохи. Они привели медведя и вместе с ним потешали народ.

– Ну, Потап Тополыгин, – со смехом обратился к медведю разряженный в девицу скоморох, – давай со мной в пляс пустимся! Только смотри не возжелай меня, как протопоп власти, а не то я потом как народу в глаза смотреть буду, если в подоле не то медвежат, не то людей принесу? Скажут, с Курбским согрешила!

Григорий усмехнулся, услышав слова скомороха, и тут же, насупившись, обратился к дочкам:

– Вот бесстыдники, о таком средь бела дня кричат! Пойдёмте, дочки, рогалики горячие купим. Свои здесь на морозце скушаем, а один матушке принесём.

Григорий знал, что скоморохам приплачивали, чтобы те как бы к слову бесчестили и изменника князя Курбского, и опального протопопа Сильвестра. Люди усмехались, слыша шутки скоморохов, кто-то хохотал, а кто-то, отворачиваясь, плевал в сторону.

– Чего вы морды воротите, – кричал скоморох, пляшущий с медведем, – да вокруг да около ходите? Кому совесть дорога, пусть намнёт мои бока!

Скоморох быстро поклонился людям, при этом задрав подол юбки. Отчего-то это всем понравилось и народ стал смеяться.

– Батюшка, ну куда мы уходим? Я Мишу Тополыгина посмотреть хочу, – запищала Катька, самая младшая дочь Григория.

– Да куда мы пойдём смотреть, – возразила ей старшая, – все вон стоят и слушают, для нас там места нет. Не пустят нас в первых рядах всё увидеть.

– Ну батюшка, ну давай медведя посмотрим! Ну хоть издали, а то живём вот затворниками – ни свету белого не видим, ни тварей божьих. Ну когда мы ещё Тополыгина увидим?

– Ладно, – согласился наконец Григорий, – только вы всё их похабство мимо ушей пропускайте. Им за такое после смерти геенна огненная уготована.

Григорий, подбоченившись, вместе с дочерьми стал проталкиваться в первый ряд.

– Куда ты лезешь? – прикрикнул на него какой-то мужик. – Чего толкаешься, будто тебе больше всех надо?

– Молю тя, дай мне пройти! Страх как медведя дочкам показать хочу. Молю тя!

– Раз лезет, значит, надо. А ну пшёл с дороги, а то сейчас как в зубы дам! – вступился кто-то за Григория. – Посмотрел – иди чарку опрокинь, дай другим тоже увидеть. А то так и будешь стоять да до вечера зырить. Всем надобно.